Электромобиль И. В. Романова у Гатчинского дворца. 1900 г. В 1899 году инженер Ипполит Романов построил и продемонстрировал в Санкт-Петербурге первый русский электрический автомобиль, рассчитанный на перевозку двух пассажиров.

Белая Вандея

ГОСУДАРСТВООБРАЗУЮЩАЯ ГЕГЕМОНИЯ РУССКОГО НАРОДА

Имперская цитата:
Тихомиров Лев Александрович (1852–1923):
"Наше государство есть государство русское, не польское, не финское, не татарское, тем паче не еврейское, а именно русское, созданное русским народом, поддерживаемое русским народом и не способное прожить полустолетия, если в нем окажется подорвана гегемония русского народа».
Поэтому необходимо «для охраны интересов Русского народа... дать ему не простое право побеждать на выборах, но и возможность на это, – соответственной системой избирательного права».
(Тихомиров Л.А. Воспитательное влияние Государственной Думы // К реформе обновленной России. М., 1912. С. 135–136).

❗️В воинские части с начала года прибыли почти 175 тысяч военнослужащих по контракту, 14 тысяч - в добровольческие подразделения, сообщил Медведев

ВЕЛИКИЙ ПОРТРЕТИСТ РУССКОЙ ИСТОРИИ: АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ БОХАНОВ
К 80-летию со дня рождения

30 мая родился выдающийся русский историк Александр Николаевич Боханов (1944–2019). Крупнейший историк-художник, создавший биографические портреты русских Государей от Царя Иоанна IV Грозного до Императора Николая II Александровича.

К огромному сожалению, отечественная историческая наука не особенно богата такими крупными исследовательскими талантами, как Александр Николаевич Боханов. Тем печальнее, что столь яркая фигура при жизни не получила должного признания. Научное сообщество не выбрало его академиком, хотя он был значительно более достоин этого звания, чем большинство из тех, кто его получает у нас. Государство не давало его исследованиям никаких премий, его учебники так и не стали главными образовательными пособиями в государственных школах.
Но это и понятно, нет пророка в своём Отечестве, нет и ходу действительно свободному историческому творчеству, не ангажированному состоятельными заказчиками. Особенно в Отечестве, которое пытается то претворить у себя дома безумные идеи марксизма, то отдать историческую науку на откуп русофобу Соросу.
На все эти обстоятельства А.Н. Боханов смотрел абсолютно стоически и спокойно занимался своим делом историка. Подарив нам более 30 монографий и около 200 статей по русской истории — от Царя Иоанна Грозного до Императора Николая Александровича.
Наш русский историк родился в 1944 году в селе Ново-Братцево Московской области, в семье инженеров-текстильщиков Николая Ивановича Боханова (1913–2004), в будущем Героя Социалистического Труда, директора производственной фирмы шерстяных детских тканей «Подмосковье» Министерства лёгкой промышленности РСФСР, и Зинаиды Ивановны Жуковой.
Александр Николаевич окончил исторический факультет Московского государственного университета. Защитил кандидатскую — «Буржуазные газеты России и крупный капитал: (Конец XIX в. — 1914 г.)» (1977) — и докторскую — «Крупная буржуазия России. Конец XIX в. — 1914 г.» (1993) — диссертации.
Работал ведущим научным сотрудником ИРИ РАН, затем — в Российском институте стратегических исследований.
В 2013 году случился инсульт, и последние пять лет своей жизни А.Н. Боханов мужественно боролся со свалившейся на него болезнью.
Мне посчастливилось быть знакомым с этим человеком, быть издателем двух книг этого выдающегося историка — «Российская Империя. Образ и смысл» (2012) и «Царь Иоанн Грозный» (2013).
Александр Николаевич был блестящим собеседником, великолепным лектором, жёстким полемистом, большим профессионалом, ярким художником исторических описаний.
Как он всё успел? Он никуда не торопился и посвятил свою жизнь любимому делу — исторической науке.
В личной жизни он был спокойным, хотя и эмоциональным человеком, даже с определённой аристократической вальяжностью. Александр Николаевич был очень трудолюбивым и умелым в своей профессии.
Он описал почти всю русскую историю XVI–XX столетий. Вот перечень его некоторых монографий: «Царь Иоанн IV Грозный» (2008), «Борис Годунов» (2011), «Царь Алексей Михайлович» (2013), «Павел I» (2010), «Николай I. Хранитель русских устоев» (2013), «Император Александр III». (1998), «Императрица Мария: Историческое жизнеописание» (2007), «Николай II» (1997, Серия «ЖЗЛ»), «Святая Царица» (2006).
К биографиям царских особ примыкают монографии о фигурах, наиболее оболганных в нашей истории: «Распутин. Анатомия мифа» (2000), «Оклеветанная Анна. Жизнеописание А. А. Вырубовой-Танеевой» (2013).
А были ещё и многочисленные учебники: «История России XIX: программа курса для 8-го класса». (2002), «История России (XIX — нач. XX в.)»: учебник для 8-9 кл. / А. Н. Боханов; под общ. ред. А. Н. Сахарова (1998), «История России с древнейших времён до наших дней»: учебник / [А. Н. Сахаров, А. Н. Боханов, Шестаков В. А.]; под ред. А. Н. Сахарова (2012), «История России»: учебник для 10-го класса общеобразовательных учреждений / А. Н. Сахаров, А. Н. Боханов. (2012), «Новейшая история России»: учебник / [А. Н. Сахаров, А. Н. Боханов, В. А. Шестаков]; под ред. А. Н. Сахарова. (2013).

По этим учебникам учатся во многих школах. В тех школах, где у учителей есть настоящий вкус к высокой истории, а не только к методичкам для подготовки к ЕГЭ.
Его очень не хватает в нашем культурном пространстве. Будучи академическим историком, он не чурался ни полемики, ни популяризации исторических знаний, упорно занимался развеиванием мифов, столь многочисленных в русской истории.

ПЕНСИОННЫЕ СИСТЕМЫ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ И В СССР

Для всех нормальных людей солнце восходит на востоке, но у наших прогрессистов всё не так. Солнце всех реформационных идей всходило, всходит и продолжает светить им только с запада. Они продолжают отрицать и всякое самобытное творчество в этих областях, и всякий опыт национальной традиции.

История пенсионных систем разных эпох. Что лучше считать для выхода на пенсию — стаж или возраст?

Как было в Российской Империи?

Пенсии в Российской Империи к революции состояли из двух частей: государственной казенной и эмеритальной накопительной для невоенных; и трехсоставной: казенной, эмеритальной и выплачиваемой из Комитета о раненых для военных.

Всё начиналось с жалованных денежных вспоможений и земельных дарований увечным воинам, которые отражались в официальных документах ещё в эпоху Московского государства.

Император Пётр Алексеевич первым ввел содержание по старости, которое было зафиксировано в «Уставе Морском русского военного флота» (1720), где определялось пенсионное вознаграждение морским офицерам. Армейские офицеры стали получать «пенсион» лишь с середины XVIII столетия.

Основателем же системы пенсионного законодательства по праву можно считать Императора Николая I, который в 1827 году утвердил «Устав о пенсиях…». В этом Уставе пенсии стали назначать, исходя из количества выслуженных лет.

С 1869 года военнослужащие были разделены на 9 разрядов, и размер получаемых пенсионных сумм зависел от разряда и срока службы. За 35 лет беспорочной службы полагался полный оклад (офицерской зарплаты за последние пять лет службы), за 30 — две трети, за 25 — половина и за 20 — одна треть. Формировались эти суммы из 2% ежегодных отчислений.

В дальнейшем система пенсионных выплат совершенствовалась. С 1912 года, оставив половину годового содержания, с каждым последующим прослуженным годом (от 25 до 35 лет) стали добавлять по 3% пенсии. Полная пенсия полагалась после 35 лет службы.

Сюда необходимо добавить, что служба во время войны считалась год за два. А в особых случаях, например, нахождение в Севастополе во время его осады в Крымскую войну, каждый месяц засчитывался за год, а оборона Порт-Артура считалась 1 день за 12.

На особом положении были летчики Императорской армии: с 1914 года налетавшим определенную норму продолжительности полетов, засчитывали пятилетний стаж как за семь. Такая же повышенная дифференциация относилась и к службе в отдаленных местностях Империи. Так, по I разряду 2 дня засчитывались за 3, по II разряду — 3 дня за 4, а по III разряду — 4 за 5.

Особо надо отметить сохранение офицерской пенсии не только за вдовами, но за детьми умерших или погибших офицеров. Вдова получала по смерти офицера половинную пенсию, как если бы её муж ушел в отставку. К этой половине, если имелись дети, прибавлялась треть другой половины пенсии на каждого ребенка. Так же и дети офицеров сироты получали по одной четвертой пенсии до своего совершеннолетия (сыновья до 17 лет, а дочери либо до замужества, либо до 21 года).

Кроме государственного казначейства, офицеры и, что важно, нижние чины и их семьи получали деньги как раненые через Александровский комитет о раненых. Известна и средняя выплата — 70 рублей.

Третьей частью пенсионных выплат занимались организованные морским министром с 1863 года, а военным — с 1895 года так называемые эмеритальные (накопительные) кассы, формировавшиеся из 6% отчислений из денежного жалования и государственного софинансирования.

Условия были следующие: необходимо было прослужить не менее 25 лет и участвовать в подобной кассе не менее 20 лет. Тогда ветеран получал половину оклада за службу от 20 до 25 лет, а за 25 и более — полный оклад.

Сходную систему выхода на пенсию имели и государственные чиновники всех ведомств и классов, преподаватели, таможенники, врачи и др. Они начали получать пенсии с 1764 года.

Устав 1896 года, просуществовавший с небольшими изменениями до революции, требовал для получения полного пенсиона 35 лет службы, а для половины — 25-летнего стажа. При наличии тяжелых неизлечимых болезней срок службы значительно сокращался: за стаж в 20 лет давали полную пенсию, от 10 до 20 лет — две трети, от 5 до 10 лет — одну треть. В особых случаях назначалась и усиленная пенсия. Пенсии делились на 9 разрядов. По первому получали 1143 руб. 60 копеек, а по самому низкому девятому — 85 руб. 80 копеек. Интересно, что всем этим категориям засчитывалась учеба в университетах и период военной службы. А работа в особо сложных местах, например, в польских губерниях, считалась 5 лет за 7.

Государственная пенсия для служащих так же дополнялась из эмеритальных касс министерств. Похожими системами обладали пенсионы и для духовенства и для земских служащих.

Пенсионная система Империи эволюционировала, но не претерпевала таких революционных изменений и шатаний из стороны в сторону, которые мы видим у нас за последние десятилетия.

Она имела стойкую тенденцию к расширению. По сути, к 1913 году все те, кого сегодня бы назвали «бюджетниками», а тогда — работающими на «казенных предприятиях», были охвачены пенсионной системой. Инженеры, мастера и рабочие всех государственных предприятий и железных дорог входили в пенсионную сферу Империи.

Пенсионная система была построена не на возрастном принципе. Не было никакого возраста, после которого люди отправлялись бы на пенсию. Пенсия и её размер зависели от конкретных лет службы и от её успешности и беспорочности. Она была понятна людям и стимулировала людей и к труду, и к службе.

При широко распространенной многодетности и пенсионной системе старики в Российской Империи редко попадали в безвыходные социальные ситуации.

Классовый подход: пенсия в советские времена

Большевики, начав утилизировать Российскую Империю, так же революционно лихо отменили и все царские пенсии. Все накопления эмеритальных касс и орденских комитетов были национализированы и, по всей видимости, пущены на какие-то более «важные» революционные нужды.

Широких социальных деклараций было выпущено много: в том числе 1 ноября 1917 года советское правительство заявило, что собирается взять на себя заботу об обеспечении стариков, вдов и сирот. Но в реальности начали не с них, а с инвалидов Красной армии (1918), затем вспомнили старых большевиков (1923), благо, их оставалось не так уж много.

Остальные были переведены на систему страхования от несчастных случаев, отчасти похожую на систему страхования фабрично-заводских рабочих, введенную ещё царским правительством в 1912 году. Государство в этом страховании никак не участвовало, а вся финансовая тяжесть переносилась на юридических лиц. Страховые взносы колебались в пределах от 21% до 28% от фонда заработной платы организации.

До рабочих, красы и гордости революции, дело дошло лишь в 1928 году. Да и то только для работников горнорудной и текстильной отраслей. Именно тогда всплыли те 60 лет для мужчин и 55 лет для женщин как возрастной предел выхода на пенсию.

Интересно, что в 1926—1927 годах средний возраст дожития в СССР для мужчин был 40 лет, а для женщин — 45,5. Так что дотянуть до той пенсии было делом крайне непростым. Есть данные, опубликованные В. Роиком, о численности пенсионеров в СССР. В 1928 году их было 2 700 человек, а например, в 1932-м — меньше 48 000. По сути, на пенсию до 1929 года (постановление ЦИК и СНК СССР от 15 мая 1929 года «Об обеспечении в порядке социального страхования по случаю старости») по старости уйти было невозможно. Пенсия давалась только по инвалидности или, как тогда выражались, по утрате трудоспособности.

По этому постановлению пенсионная система носила жесткую классовую направленность — пенсионерами могли быть только городские рабочие. Другим ограничением был перечень отраслей, в которых вводились пенсии. Он охватывал только небольшую часть рабочих. Мужчинам для получения 50% прежнего заработка надо было иметь не менее 25 лет стажа, женщинам — не менее 20.

Фактически же в лучшем случае они получали 25% от средней заработной платы по стране.

До всех городских рабочих и служащих пенсия дошла только в 1937 году.

Особых изменений в дальнейшие годы правления Сталина в пенсионной системе не происходило. Большинство пенсионеров получало очень небольшую пенсию, при её потолке в 300 рублей (в 1950-е годы) и при средней зарплате около 1200 рублей. Не забудем и о принудительных государственных займах, на которые часто вынуждали подписываться население.

Притом весь этот «социальный рай» — и это надо понимать — до 1940 года дополнялся существованием шестидневной рабочей недели с пятью (!) выходными в месяц (6, 12, 18, 24 и 30 числа каждого месяца) и 12 днями отпуска в год («Правила об очередных и дополнительных отпусках» (утв. НКТ СССР 30.04.1930 N 169»).

В 1939 году XVIII съезд коммунистов решил впервые догнать и перегнать капиталистов по производству продукции на душу населения. Выполнить эту задачу партия хотела за 10—15 лет, и населению пришлось перейти на ещё более жесткую рабочую систему.

В самый разгар дружбы с национал-социалистической Германией был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений» (1940).

Этим указом был увеличен рабочий день на один час на всех предприятиях. Количество выходных в месяц было уменьшено с пяти до четырех. Запрещался самовольный уход с работы, а также переход с одного предприятия или учреждение на работу в другое без разрешения директора или начальника.

За самовольный уход с работы рабочие и служащие предавались суду и подвергались тюремному заключению на срок от 2 до 4 месяцев. За прогул без уважительной для начальства причины суд приговаривал к исправительно-трудовым работам до 6 месяцев с удержанием до 25% зарплаты.

При Хрущеве, в 1956 году, была введена новая система для рабочих и служащих. Соотношение пенсии к зарплате в СССР всегда был не более 25—38% процентов.

Особо по классовому принципу ущемлялись сельские жители, мелкобуржуазные элементы по марксистской идеологии. Классовый подход в отношении крестьян, являвшихся большинством населения СССР, продолжался до 1964 года, когда был принят закон «О пенсиях и пособиях членам колхозов».

Но и после принятия этого закона советская власть не отказалась от классовости подхода к колхозникам. Они должны были уходить на пенсию не как все, а позднее: мужчины — в 65, женщины — в 60. Да и размеры крестьянских пенсий были в разы меньше, чем у рабочих. Минимальная пенсия была установлена в 12 рублей, в реальности были пенсии и ещё ниже.

Но и эту сумму эквивалентом в несколько килограммов докторской колбасы советская власть умудрялась ещё сокращать на 15% — за приусадебный участок, если он превышал 15 соток. Положение было отменено только в 1978 году.

По возрасту выхода на пенсию колхозников уровняли с горожанами, судя по всему, только в 1971 году. Тогда же был введен и пенсионный минимум для рабочих и служащих в 45 рублей.

На этом фоне, без учета спецобсуживания и прочих привилегий, персональная пенсия секретаря ЦК КПСС была 300 рублей, кандидата в члены Политбюро — 400 рублей, а члена Политбюро — 500 рублей.

Так что социальная справедливость носила жестко классовый характер на протяжении всего советского периода.

НАСТОЛЬНАЯ КНИГА КАЖДОГО РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА
По этой ссылке можно приобрести гениальную книгу Льва Тихомирова "Религиозно-философские основы истории"
https://www.ozon.ru/product/religiozno-filosofskie-osnovy-istorii-2217451369/?_bctx=CAQQurs5&at=BrtzXW9opu1q0DPGCgYyQrJhw41QLMU0rLAgEFK4ONoG&hs=1#section-description--offset-140--offset-80
Исследование выдающегося русского мыслителя Льва Александровича Тихомирова (1852-1923) уникально по своему содержанию. Впервые человеческая история проанализирована в полном объеме и с религиозной точки зрения. В книге показано возникновение и логическое развитие в человеческих обществах религиозных движений, взаимная связь и преемственность религиозных идей разных времен, которые то исчезают с исторической сцены, то появляются вновь, надевая новые личины. Написанная в 1913-1918 годах книга Л.А. Тихомирова должна быть в библиотеке каждого православного русского человека.

Книга выходит с приложением, значительно дополняющим предыдущие издания (1160 страниц).

Мы впер­вые имеем точные цифры сельскохозяйственной переписи 1916 года, позволяющие определить размеры производства отдельно для крестьянского и для помещичьего хозяйств, понимая последнее, как хозяйство с площадью выше 50 деся­тин запашки. В этом отношении мы имеем следующее: на долю крестьян из всей площади посева приходится 89,3%, из скота рогатого — 94,2%, из свиней — 94,9%, овец— 94,3%. Короче сказать, только около 5% объема всех производи­тельных отраслей принадлежат более крупным владельцам, имеющим свыше 50 д.; точно также и другие — служебные — части хозяйства, напр., лошади принадлежат крестьянам почти целиком (93,8%). Останавливаясь отдельно на хлебе, имеем ту же картину. Интересно здесь отметить еще спе­циальные трудоемкие культуры —не-хлеба. Только для сахарной свеклы оказывается, что большая часть посева ее, около 0,9, принадлежит крупным владельцам. Для всех же других культур — льна, конопли, овощей, картофеля и т. п., наоборот, большая, подавляющая часть принадлежит кре­стьянскому хозяйству; таким образом, кроме сахарной свекло­вицы, почти все с.-х. производство в это время находится в руках крестьянства.

(А.Н. Челинцев. Русское сельское хозяйство перед революцией. М.: "Новый агроном", 1928, с. 11)

Что-то установка памятников Сталину и ремонт мавзолея Ленину, не помогает защититься от украинских атак. Может пора закончить плодить и раскармливать у себя в тылу всевозможных революционеров и завозить мигрантов, а заняться всерьёз ведением войны? А то как-то неуютно становится. Во вне страну осаждают всевозможные враги, да ещё и в тылу подрывную деятельность ведут, не менее опасные деятели. Поражение и Революция — это одно и то же событие для страны. А если ещё это пойдёт в сочетании с Гражданской войной, то это будет очередная цивилизационная катастрофа, которую мы можем просто не пережить. Стране нужна Победа и радикальная Контрреволюция, с переосмыслением всей истории 20 столетия. Не должно быть никакого потакание врагам, ни внешним, ни внутренним. Вместо ремонта мавзолея и установки памятников кровавому тирану отремонтируйте повреждённые самолеты и наконец выправьте проблемы с контртеррористической борьбой.

Сегодня 102 года со дня рождения Игоря Ростиславовича ШАФАРЕВИЧА (1923–2017) крупного русского мыслителя и математика.

Знаменитый академик неоднократно печатался в журнале "Имперское возрождение", который я издавал и редактировал в 2004-2010 годах.

СУДЬБА ЗАПАДА

Интервью главного редактора журнала «Имперское возрождение» М.Б. Смолина с академиком И.Р. Шафаревичем

— Уважаемый Игорь Ростиславович, мне бы хотелось обсудить с Вами недавно вышедшую книгу американского политолога Самуэля Хантингтона «Кто мы?», имеющую очень интересный подзаголовок «Вызовы американской национальной идентичности». Как Вы считаете, действительно ли эта книга могла вызвать определенный скандал в американских академических кругах, как пишут об этом некоторые западные наблюдатели?
— Да, без всякого сомнения. Как я читал в нескольких американских журналах, это был, так сказать, скандал в благородном семействе. Хантингтон является профессором в Гарварде, профессором политических наук. Он принадлежит к тамошней элите. А то о чем, он говорит, относится к тому, что они называют для нас непривычным термином, это «не политкорректно». Политкорректность это видный на Западе термин, который примерно всем нам понятен жившим в советскую эпоху и соответствует антисоветским высказываниям. Это недоказуемое обвинение, но оно уже на человеке висит. Профессор Хантингтон обсуждает вопросы, которые не политкорректны с точки зрения американской элиты. То есть те, которые обсуждать не следует. А вопрос действительно роковой. Остается ли народ Соединенных Штатов Америки, народом имеющим какие-то свои принципы, свою национальную идентичность, или как говорит Хантингтон, свой «символ веры», кредо. Книга вся наполнена страхом, что это американское кредо теряется, что Америка превращается в размытую страну с этой точки зрения. В особенности это касается характера эмиграции, которая во многом является для Америки ключевым вопросом, в каком-то смысле, поскольку Америка только и существует как страна эмигрантов. Такой она всегда была, такой она и остается. Но, как он показывает, характер современной эмиграции радикально меняется. Раньше она была снятием сливок с европейского общества, наиболее энергичных, деловых, трудоспособных или талантливых людей. Но сейчас этому процессу совершенно другой характер придает эмиграция через границу с Мексикой, которую Хантингтон даже называет «Реконкистой», то есть сопоставляет с освободительным движением испанцев против власти мавров. Он пишет, что «Америка столкнулась с массовой эмиграцией из соседней страны, население которой составляет более трети населения Штатов, страны бедной и отделенной от Америки всего лишь мелкой речушкой. При том, что граница между США и Мексикой протянулась на две тысячи миль». Особенность заключается в том, что эти новые эмигранты населяют штаты, которые когда то были частью Мексики. «Шесть штатов были отторгнуты от Мексики в период, — как он называет, что звучит иронически, — в период освободительной войны 1840-1860 годов». Мексиканская эмиграция колоссальна, она насчитывает десятки миллионов человек. Цитата об общем числе эмиграции. «Число испаноговорящих в Америке составляет 12% от населения США к 2000 году. С 2000 по 2002 год оно выросло на 10%. Они стали более многочисленны, чем чернокожие. По оценкам социологов к 2040 году их численность возрастет до 40% всего населения США. И это обусловлено не только притоком новых эмигрантов, но и многодетностью эмигрантских семей. В 2002 году уровень рождаемости составлял 1,8 ребенка для белых нелатинских семей. Уровень рождаемости считается, по числу детей рожденных одной женщиной и для воспроизведения населения считается, что этот показатель должен быть 2,1 ребенка. То есть белое не латинское население вымирает. Для семей черных этот показатель равняется 2,1, а для латиноамериканцев — 3 ребенка.

— Игорь Ростиславович, мне кажется, в этой книге, для Хантингтона более волнительно, то что на протяжении трех столетий, как он пишет «стержнем национальной американской идентичности была англо-протестанская культура» и именно эти опасения за англо-протестанскую культуру и выделяют проблемы латиноамериканской эмиграции, мультикультурализма, растущего влияния других не англо-саксонских диаспор. — Он говорит, что эти новые эмигранты совершенно отличаются от эмигрантов прошедших столетий, которые старались ассимилироваться, стать типичными американцами. Ну например освоить английский язык. Хантингтон приводит ряд цифр, которые показывают, что новые эмигранты наоборот настаивают на сохранении своей испанской идентичности. Они совершенно не усваивают принципы, дух американской жизни, не стремятся становится богаче. Они заметно беднее других американцев.

— Надо сказать, что для самого Хантингтона это совершенно не понятно, почему они не хотят ассимилироваться. Он считает это неправильным и даже опасным.
— С точки зрения американской идентичности да. Разрушается это американское кредо. Мексиканцы менее образованы. Они не только не ассимилируются. Но создается ситуация, что во многих штатах, работа требует людей говорящих на испанской и многие люди говорящие на этом языке находятся в лучшем положении, чем другие американцы не говорящие на испанском.

— Хантингтон пишет, что «он работал над книгой как патриот и как ученый» призывает возродить англо-протестантскую культуру и «ту Америку, которую я знаю и люблю». Мне кажется это очень не похоже на нашу академическую культуру. Призыв к иррациональной любви к Отечеству и к защите своих национально-культурных интересов именно через апелляцию к чувству любви.
— Хантингтон наблюдает, еще более страшное явление, что в обществе происходит очень сильный раскол, среди тех кто составляет правящий класс («золотые воротнички») и остального американского общества. Колоссальный раскол, который фиксируется в ряде опросов. Верхи космополитичны и не чувствуют себя связанными с Америкой. «Им естественнее, — как он говорит, — по электронной почте со своими японскими коллегами обсуждать проблемы мирового рынка, чем с соседями проблемы этого района». Они стыдятся быть коренными американцами. Они выступают за двуязычие (английский и испанский) Америки. Американцы жалуются, что у них реальная власть перешла в руки судейских властей. Они признают то или иной решение конституционным или неконституционным и никакое законодательство после этого уже не может изменить. Раскол между высшим классом и всем населением очень похож на такой же раскол который был в России до революции. Он повторяется у них. Хантингтон задается вопросов какой же смысл имеет демократия, как принцип организации власти через выборы, партии. Она не является явно выражением суммированной воли большинства населения. Возможно она играла свою роль когда был узкий избирательный круг, когда правом голоса обладали только мужчины, зажиточные люди. Тогда сначала в Англии, затем в Америке она мнение какого-то круга, слоя выражала, но сейчас она сводится только к выбору вариантов предлагаемой элитой, «золотыми воротничками». Он приводит потрясающие цифры о том, что американцы это чувствуют, они перестают интересоваться выборами. Они понимают, что их выигрыш на выборах не предусмотрен, что выборы перестают быть способом для достижения их целей, их интересов. Он говорит, что «в 1960 году в выборах президента участвовали 63% взрослого населения. А в 1996 – всего 49%. Психология этих «золотых воротничков» — это психология Смердякова. Хантингтон подчеркивает, что они не ассоциируют себя с Америкой. В предисловии к книге он очень ярко пишет, что «я позволю себе уточнить, что ратую за англо-протестантскую культуру, а не как не за англо-протестантский народ». Он явно боится, что его обвинят в чем-нибудь. Последняя часть его книги она связана с его надеждой, что Америка воссоздаст эту англо-протестанскую культуру. Но это мне кажется совершенно не похоже на все исторические прецеденты. Всегда народ создавал культуру.

— Хантингтон пишет, что «величайшим сюрпризом будет, если США и в 2025 году останутся той же страной, какой были в 2000 году; а вот если Штаты превратятся в совершенно другую страну (или несколько стран) с совершенно иной государственной концепцией и национальной идентичностью, в этом не окажется ничего удивительного» (С. 33-34. Хантингтон. Кто мы? М., 2004). И продолжает: «Историческая сущность американской идентичности определялась расовой принадлежностью, «голосом крови», культурой (прежде всего языком и религией) и идеологией. Расовой Америки уже нет, как не слышно и «голоса крови». Культурная Америка в осаде. Как показывает советский опыт, идеология не в состоянии удержать вместе людей, лишенных расового, этического и культурного единства» (С. 35. Хантингтон. Кто мы? М., 2004). Налицо кризис идентичности о котором и говорит Хантингтон. — Здесь проявляется слабость его позиции. Это противоречит его надеждам на сохранение Америки, в качестве сильного и единого политического государственного организма, без сохранения народа, который создал это государство.

— Если сравнивать книгу Хантингтона с книгой его современника Патрика Бьюкенена «Смерть Запада» у кого ощущение опасности более адекватно?
— Книга Бьюкенена полностью пессимистичная. Он там говорит, что по-видимому ничего не поделаешь, кончилась жизнь Запада. Причем Бьюкенен шире понимает это, чем Хантингтон. Он говорит, о том, что касается это не только Америки, но всего Запада. Книга Бьюкенена более логична, не противоречива. Хантингтон был поднят на щит, благодаря своей книги «Столкновение цивилизаций», которая то же собственно говоря в чем то противоречила либеральным идеалам, концепции прогресса, тому что существуют передовые станы, а остальные являются отсталыми, что человечество движется в прямолинейном, одномерном процессе. Опровержение подобной точки зрения давно высказывались. Прежде всего у нас, Данилевским, затем Шпенглером, Тойнби и недавно современный историк Теодор Шанин говорил, что нет никакой общей истории, есть сотни историй, каждое сословие, каждый класс движется своим путем.

— Бьюкенен в своей книге, откровенно пишет, что в США идет настоящая гражданская война в области культуры. У Хантингтона то же есть подобные размышления о том, что «культурная Америка находится в осаде». Не кажется ли Вам, что проблема англо-саксонской, белой культуры сегодня ставится под сомнение современной американской элитой?
— Мне кажется не только белая культура в Америке, а вообще западной цивилизацией. Латиноамерканцы то же белые.
— Но, Хантингтон резко противопоставляет протестантов англо-саксов и латиноамериканцев (мексиканцев) — Хотя он же говорит, что латиноамериканцы в большом количестве принимают протестантизм. Дело явно не в религиозной принадлежности. Может быть в отношении к религии, но не в вероисповедании. Мне кажется, что как правильно целый ряд историков утверждали, что история состоит из развития отдельных цивилизаций, которые как отдельный организм развиваются, растут и достигают наибольшего развития, затем начинают слабеть и в конце концов гаснут. Конечно из этого каким то сложным способом, вероятно, складывается вектор истории, но это несравненно, более сложный вопрос. Но господствовавшая пятьсот лет западная цивилизация, и Бьюкенен это декларирует в своей книге, по всем признакам демонстрирует свой упадок, а Хантингтон касается этого только частично. Хантингтон сделал два шага, которых не заметили в его книге «Столкновение цивилизаций», поскольку это было тогда ко двору, что называется. Он встал на точку зрения существования разных цивилизаций, которые в мире борются между собой. На сколько он прав или нет трудно судить. А во-вторых он со страхом видит распад западной цивилизации в ее американском варианте, под влиянием испаноговорящих американцев.

— Хантингтон надеется на то и как он говорит «видит возрождение религиозности в Америке», протестантской, очень специфической, сектантской религиозности. В этом он видит залог поддержания протестантской культуры. Это его ошибка? Романтизм? Как Вам кажется?
— Это не логично. Он надеется, что исчезнет народ, создавший эту психологию отношений, этот смысл жизни, а сохранится сама его идеология. — Ему кажется, что именно протестантское вероисповедание создало американскую культуру и он надеется, что если протестантизм усилится, за счет притока эмигрантов, которые примут то или иное протестантское вероисповедание, доктрину, то Америка сможет возродить свой традиционный код культурный.

— Он говорит, что в последние годы перед написанием книги, происходит рост разных видов протестантских вероисповеданий. Но прежде всего растет количество мормонов. Нам очень трудно себе представить мормонское общество. С нашей точки зрения, это очень типичная секта, позднего происхождения, основывающая свою веру на какой то книге упавшей с неба.
— Действительно, в этом аспекте его размышления чересчур оптимистичны. Это больше его любовь, чем академичность. Его надежда исходит больше из его патриотического чувства к Америке. Хотя сам говорит, что через поколение Америка может перестать существовать в том виде в каком она существует сейчас. — И он, и Бьюкенен говорят об одном и том же. Есть еще несколько книг такого же содержания, не переведенных. «Убийство Запада», «Конец белой культуры» и т. д.

— Как Вам кажется, в связи с ощутимым уже для многих западных интеллектуалов приближением конца западной цивилизации, не является ли Россия жестко пристегнутой к этому уходящему в никуда локомотиву?
— Это конечно страшная проблема для России. Россия сейчас оказывается все более подчиненной, покоренной западным обществом страной. Собственно, как мне кажется, весь советский период, весь двадцатый век и был временем принятия западной концепции. То есть разрушение деревни и построения индустриального общества на этот счет. На этот счет во всех смыслах, в смысле материальных средств, в смысле создания пролетариата. И поэтому мне кажется, Россия оказалась дочерней, окраинной цивилизацией Запада. И естественно, что она оказалась менее устойчивой и этот кризис Запада, который описывают Бьюкенен и Хантингтон привился в России. Это объясняет и внезапный крах советского строя. Но дальше для России возникает вопрос. Разделит ли она и участь краха Запада в целом. Солженицын как то сказал, что коммунизм мы разрушим, но как бы нам не погибнуть под его обломками. Возможно, что мы все же в конце концов выжили каком то покалеченном виде. Но теперь мы видим, что разрушилось не целое здание, а только один его угол, а грозит обвал всего здания. Конечно, для Запада очень желательно за счет природных ресурсов России, продлить свое существование на пару десятком лет. И вот будет ли Россия использована таким образом или нет и главный вопрос. Пойдет ли Россия по этому пути или обособиться? Здесь есть очень яркий пример, таким же образом гибла античная цивилизация Римской Империи, но Восточная часть сумела от этого гангренозного процесса отделиться и еще тысячу лет просуществовала, а потом погибла.

— Как Вам кажется, сегодня у нас есть шанс не заразиться этой гангреной конца Запада?
— Сегодня этого не видно, но цель интеллигенции заключается в выяснении этой ситуации. По мере развития этого процесса, конечно возможности будут увеличиваться, потому что сами средства давления, его богатства Запада будут уменьшатся. Представим себе например, обвал доллара. Все эти каштановые, розовые революции, были сделанные на эти доллары. Просто их уже не будет. И я думаю, что над каждым политиком, который действует в России или собирается действовать, висит, то что такая же революция может произойти и в Москве.

(Окончание следует)