По своим исследовательским нуждам заглянул в «Библиотеку журнала исследования социальной политики», да так там и остался на пару дней. Освоил небольшой сборник статей «Общественные движения в России: точки роста, камни преткновения».
Самое интересное, как часто бывает, это библиография, но встречаются любопытные фрагменты. Например, рассказ о американского профессора социологии о работе мебельном производстве в Коми (период 1993-1995 гг.). С целью раскрытия марксистских законов в переходные периоды. Это знаменитый Майкл Буравой.
Работал он не только в РФ, но и в США. Полевое исследование в классическом смысле слова.
«Во-первых, каким образом менеджеры добиваются сотрудничества рабочих в производстве прибавочной стоимости? Почему рабочие должны приносить капиталистам больше, чем необходимо для их собственного воспроизводства?
Использовав Англию XIX века как лабораторию, Маркс объяснил извлечение прибавочной стоимости через принуждение, потребность в выживании и, стало быть, страх перед потерей работы. Я же, имея в виду организованный сектор послевоенной Америки, утверждал, что менеджмент редко мог выкидывать своих рабочих на улицу, когда заблагорассудится, а там, где он мог это делать, воздействие этого смягчалось пособием по безработице и альтернативными возможностями занятости. Для извлечения прибавочной стоимости требовались более тонкие средства. Следовательно, там, где Браверман видел в монополистическом капитализме консолидацию деградации труда, я увидел в нем новую технику регулирования работы – технику, в которой согласие преобладает над принуждением.
Этот анализ напрямую привел меня ко второму вопросу: какова роль производства в формировании рабочего класса? Мне показалось сбивающим с толку, что при изучении класса для себя, класса как актора, уделялось так много внимания царству надстроек – образованию, политическим партиям, идеологиям и, прежде всего, государству. Это было все равно, что пускать телегу впереди лошади. Если производство не было плавильным тиглем классообразования, то значимость надстроек должна видеться в совершенно ином свете. Они больше не существуют как противодействие политическим вызовам, исходящим из нутра экономики. Мое исследование показало, что царство производства имеет собственные надстройки; сначала я назвал их внутренним государством, а позднее стал называть политическими и идеологическими аппаратами производства или, шире, режимом производства. Были идеологические эффекты трудового процесса, но были также и особые аппараты, регулирующие трудовой процесс и формирующие политику производства.»
«С 12 июля 1974 года – того дня, когда я приступил к работе на Объединенном машиностроительном заводе Южного Чикаго, – я не уставал поражаться тому, насколько усердно работали мои коллеги-станочники. Я намеренно говорю «они», поскольку прошло несколько месяцев, прежде чем я смог угнаться за ними. Казалось, никаких здравых оснований для всех этих усилий не было. Конечно, как сказал бы мой поденщик, «никто тебя здесь не подгоняет, работаешь под свою ответственность». Более того, система сдельной оплаты труда гарантировала каждому минимальный заработок. Решения о повышении по службе или переводах на другие места принимались в приказном порядке, и предпочтение при этом отдавалось опыту и старшинству, а вовсе не усердию. Так почему же каждый рвался вон из кожи, чтобы произвести эти дополнительные единицы продукции, приносившие лишь незначительное повышение дохода?»
По своим исследовательским нуждам заглянул в «Библиотеку журнала исследования социальной политики», да так там и остался на пару дней. Освоил небольшой сборник статей «Общественные движения в России: точки роста, камни преткновения».
Самое интересное, как часто бывает, это библиография, но встречаются любопытные фрагменты. Например, рассказ о американского профессора социологии о работе мебельном производстве в Коми (период 1993-1995 гг.). С целью раскрытия марксистских законов в переходные периоды. Это знаменитый Майкл Буравой.
Работал он не только в РФ, но и в США. Полевое исследование в классическом смысле слова.
«Во-первых, каким образом менеджеры добиваются сотрудничества рабочих в производстве прибавочной стоимости? Почему рабочие должны приносить капиталистам больше, чем необходимо для их собственного воспроизводства?
Использовав Англию XIX века как лабораторию, Маркс объяснил извлечение прибавочной стоимости через принуждение, потребность в выживании и, стало быть, страх перед потерей работы. Я же, имея в виду организованный сектор послевоенной Америки, утверждал, что менеджмент редко мог выкидывать своих рабочих на улицу, когда заблагорассудится, а там, где он мог это делать, воздействие этого смягчалось пособием по безработице и альтернативными возможностями занятости. Для извлечения прибавочной стоимости требовались более тонкие средства. Следовательно, там, где Браверман видел в монополистическом капитализме консолидацию деградации труда, я увидел в нем новую технику регулирования работы – технику, в которой согласие преобладает над принуждением.
Этот анализ напрямую привел меня ко второму вопросу: какова роль производства в формировании рабочего класса? Мне показалось сбивающим с толку, что при изучении класса для себя, класса как актора, уделялось так много внимания царству надстроек – образованию, политическим партиям, идеологиям и, прежде всего, государству. Это было все равно, что пускать телегу впереди лошади. Если производство не было плавильным тиглем классообразования, то значимость надстроек должна видеться в совершенно ином свете. Они больше не существуют как противодействие политическим вызовам, исходящим из нутра экономики. Мое исследование показало, что царство производства имеет собственные надстройки; сначала я назвал их внутренним государством, а позднее стал называть политическими и идеологическими аппаратами производства или, шире, режимом производства. Были идеологические эффекты трудового процесса, но были также и особые аппараты, регулирующие трудовой процесс и формирующие политику производства.»
«С 12 июля 1974 года – того дня, когда я приступил к работе на Объединенном машиностроительном заводе Южного Чикаго, – я не уставал поражаться тому, насколько усердно работали мои коллеги-станочники. Я намеренно говорю «они», поскольку прошло несколько месяцев, прежде чем я смог угнаться за ними. Казалось, никаких здравых оснований для всех этих усилий не было. Конечно, как сказал бы мой поденщик, «никто тебя здесь не подгоняет, работаешь под свою ответственность». Более того, система сдельной оплаты труда гарантировала каждому минимальный заработок. Решения о повышении по службе или переводах на другие места принимались в приказном порядке, и предпочтение при этом отдавалось опыту и старшинству, а вовсе не усердию. Так почему же каждый рвался вон из кожи, чтобы произвести эти дополнительные единицы продукции, приносившие лишь незначительное повышение дохода?»
Дальше была Венгрия, Польша, а потом и Россия.
BY mikaprok reading
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Asked about its stance on disinformation, Telegram spokesperson Remi Vaughn told AFP: "As noted by our CEO, the sheer volume of information being shared on channels makes it extremely difficult to verify, so it's important that users double-check what they read." Elsewhere, version 8.6 of Telegram integrates the in-app camera option into the gallery, while a new navigation bar gives quick access to photos, files, location sharing, and more. That hurt tech stocks. For the past few weeks, the 10-year yield has traded between 1.72% and 2%, as traders moved into the bond for safety when Russia headlines were ugly—and out of it when headlines improved. Now, the yield is touching its pandemic-era high. If the yield breaks above that level, that could signal that it’s on a sustainable path higher. Higher long-dated bond yields make future profits less valuable—and many tech companies are valued on the basis of profits forecast for many years in the future. The last couple days have exemplified that uncertainty. On Thursday, news emerged that talks in Turkey between the Russia and Ukraine yielded no positive result. But on Friday, Reuters reported that Russian President Vladimir Putin said there had been some “positive shifts” in talks between the two sides. Either way, Durov says that he withdrew his resignation but that he was ousted from his company anyway. Subsequently, control of the company was reportedly handed to oligarchs Alisher Usmanov and Igor Sechin, both allegedly close associates of Russian leader Vladimir Putin.
from us
