Переслушивая аудиозапись судебного заседания, нашла универсальный совет для многих участников процесса. Пожалуй, сохраню его отдельно и буду по необходимости присылать нуждающимся.

Как выглядит типичный день адвоката? Всегда не так, как адвокат планировал.

Если удалось прожонглировать всеми делами с утра, никто нигде не задержался и никуда не опоздал, и даже есть запас в 15-20 минут на непредвиденные расходы времени, может показаться, что и дальше всё пойдёт гладко.

Ха!

Спустя 6 минут после того, как поезд плавно отошёл от платформы на Московском вокзале, раздаётся звонок от следователя. Следственные действия начнутся на два с половиной часа позже, потому что там у них кто-то, в отличие от меня, куда-то опоздал и не успел.

Остальные дела, которые запланированы на вечер, переносятся на ночь, потому что на завтра их воткнуть некуда. Отсматривать видео-вещдоки и писать срочную жалобу придётся не дома или в офисе, а где угодно ещё.

Ничего непривычного. Что-нибудь идёт не так настолько часто, что уже считается нормой.

Остается только взять себе ещё кофе – и за работу, пока за окном проплывает солнечный осенний лес.

А вот, кстати, коллеги, интересный вопрос подъехал.

Я сама в рекомендациях и разъяснениях палат на эту тему ещё не ковырялась (хотя, конечно, это сделаю, но ведь написать в канал куда проще).

Вот я вступаю в новое уголовное дело, которое без меня уже некоторое время шло, и кое-какие важные следственные действия уже состоялись. Подзащитный под стражей.

Я еду к нему, получаю письменное согласие на защиту, контакт защитника по назначению, а также вагон противоречивой информации: очные ставки то ли просили, то ли нет, вопросы на экспертизу то ли ставили, то ли промолчали, показания тоже не вполне понятно, какие даны, а какие пока на паузе.

И мне, конечно, желательно все эти пробелы восполнить не в следственном комитете, а немножко заранее – с помощью адвоката, который в этом деле участвовал с самого начала. Чтобы, значит, уже к следователю ехать с ордером и полным пониманием, что да как и какие перспективы.

А защитник по назначению мне говорит: я вам, Анастасия, никакой информации не дам, добывайте сами. Вернее, дам, но когда вы к следователю съездите и ордер в дело положите. Станете, в общем, защитником, а не как сейчас. А пока – фигушки вам, а не информация. И даже бумага от подзащитного вам не поможет.

На будущее, конечно, я записала себе, что надо кроме согласия на защиту брать у доверителя ещё и заявление в адрес предыдущего адвоката – мол, прошу вас выдать адвокатскую тайну новому защитнику.

Сама я в такой ситуации никогда от нового адвоката ничего, кроме согласия подзащитного, не просила, и информацию выдавала в полном объёме. А теперь вот думаю – правильно ли?

Так что мне стало интересно. Вот вы как делаете – ждёте вступления нового защитника в дело или нет? И если ждёте, проверяете ли этот факт через следователя/суд?

С возрастом многие вещи становятся интереснее. И я не только про оливки, сухое вино, домашние растения и вязание.

Я сейчас про преподавание.

Когда-то, как я уже говорила, я читала студентам правоохранку, а ещё и уголовный процесс (на минималках, то есть на уровне колледжа). Это было очень весело: рассказывать о том, что нравится мне самой, подкидывать студентам интересные задачки, показывать парадоксы и абсурд уголовного процесса наравне с его же красотой и стройностью внутренней логики. Возможно, студентам это тоже было интересно, но в первую очередь я делала это для своего удовольствия.

Потом адвокатура предложила мне другие радости жизни, и преподавание я оставила (как и написание кандидатской диссертации, но это совсем другая история).

И вот этой осенью, накопив сил и новых удивительных историй про уголовный процесс, я слегка, буквально одной ногой, вернулась на свою родную кафедру. Уже не с процессом вообще, а с той его гранью, ради которой из преподавания и уходила – то есть с курсом про то, что адвокату делать в уголовном процессе и куда бежать.

И выяснилось, что с возрастом преподавание меня радует ещё больше, чем раньше. То ли потому, что я теперь намного больше могу рассказать, то ли с магистрантами работать интереснее, чем со студентами колледжа – это я пока не поняла. Но если в 27 лет от двух вечерних пар я скорее устала бы, то в 36 только заряжаюсь новыми силами. Это как кофе, только без тахикардии.

И отдельной строкой замечу, что подбирать для студентов дела, на которых можно разобрать алгоритм действий адвоката (защитника, представителя потерпевшего, et cetera) – тоже приятное занятие. Хочется выбрать что-то типичное и интуитивно понятное (наркотики, мошенничество, разбой), но с перчинкой (неожиданные повороты сюжета, основания для переквалификации или даже отказа прокурора от обвинения). С интересной человеческой историей, но и с лихо закрученным процессуальным сюжетом. И с разным финалом – не только с таким, когда всё удалось и получилось на славу, но и с ошибками, в том числе сыгравшими ключевую роль в деле.

А ещё магистрантам можно задавать вопросы не только о том, что написано в УПК и нескольких решениях ВС/КС, но и о том, какое решение будет эффективнее, быстрее, хитрее, рациональнее. Они справляются с этой задачей круче, чем бакалавры.

И откуда-то есть ощущение, что им это нравится. И, возможно, кто-то из них станет адвокатом – даже если моей вины заслуги в этом и не будет.

А преподавание надо будет попробовать ещё раз лет через десять. Вдруг оно действительно со временем становится только лучше (как вино или Роберт Дауни-младший).

Короткой строкой о сегодняшнем (закрытом) заседании по делу Вики Петровой, которое закончилось вот только что:

1. Шестичасовое заседание – это тяжело. В первую очередь для самой Вики. Она пока в СИЗО, а не в стационаре, со всеми бонусами в виде сбора в сыром подвале ранним утром и последующей транспортировки в суд.

2. Досмотрели видео с осуждёнными за "фейки" Кацем и Невзоровым. Вменяются ли Вике их высказывания, пока остаётся загадкой.

3. Заявили судье отвод за откровенный инструктаж экспертов в отсутствие сторон. Без удовлетворения.

4. Допросили экспертов. Мрак. Но есть кое-что интересное.

Следующее заседание – 21 ноября в Калининском районном суде, вновь закрытое.

#ВикаПетрова

У питерских адвокатов имеется такая приятная опция – если подзащитный в Крестах, и вам нужно что-то ему сообщить (не конфиденциально и достаточно лаконично), можно сделать это по видеосвязи из палаты.

Прям вот через тот самый классический, забытый уже всеми, кроме психологов и репетиторов, скайп. Понятно, что звук так себе, связь тоже, но зато экономия чистого времени – часа четыре. Иногда это ценно, а иногда так и вовсе бесценно.

И вот сижу я сегодня перед ноутбуком и жду, когда СИЗО-1 появится онлайн. "Был в сети три часа назад" – сдаёт мне фсиновцев скайп. Жёлтый значок всё никак не хочет меняться на зелёный.

Ощущение, будто у меня какие-то романтические отношения на расстоянии. Сидишь, смотришь – ну когда, когда? Не может же наше запланированное свидание просто так вот взять и сорваться?

Руки сами тянутся написать "привет, спишь?". Шутка не самая смешная, поэтому я удержалась. Но звонка всё-таки дождалась с замиранием сердца.

Романтика. Рабочая, адвокатская – но уж какая есть.

#неадвокатское

Нашла дома сумку, которую давно не носила. Вроде бы пустую, но по мелким кармашкам аккуратно распределились артефакты старой жизни.

Медицинская маска, без которой не пускали никуда. Это казалось проблемой и бурно обсуждалось. Ковид, маски и прививки тогда рассорили между собой очень многих. А теперь получается, что это мы тогда мирно жили. Скорее всего, мало кто плакал ночами из-за того, что его родители – антипрививочники и ковид-диссиденты.

Карандашик из ИКЕИ. Маленький маркер большого мира, к которому мы принадлежали. Магазины и кафе, как выяснилось теперь, можно импортозаместить, а мир – нельзя.

Ну и визитка одного местного тира. 30 видов оружия, корпоративы, фотосессии. Тогда мне нравилось иногда сходить пострелять. Приложить винтовку к плечу, прицелиться, щелчок, выстрел, следующая мишень. Хорошо, что я не дошла до фотосессий. Теперь от тиров меня тошнит (хотя, конечно, совсем не от тиров).

Интересно, что мы будем находить в своих старых сумках и карманах, когда кончится война (хотя, конечно, совсем не интересно).

В психиатрический стационар я бы не пожелала попадать никому. Даже в качестве посетителя, если вы сильно впечатлительны. Но отдельно я бы не пожелала никому попадать туда в качестве пациента. И особенно – пациентки.

Если вам кажется, что вы и так примерно представляете себе, что там может происходить, то вы, скорее всего, не представляете.

А представить можно на примере Вики Петровой, которая меньше чем за неделю пережила вот что.

Её заставили раздеться для "телесного осмотра" при мужчинах из числа медицинского персонала – хотя рядом достаточно было и женщин. На просьбу хотя бы дать сменить перед этим прокладку, потому что начались месячные и кровь уже течет по ногам, смеялись и издевались над Викой все – мужчины помладше и постарше, женщины около сорока и около шестидесяти.

Ей заламывали руки, когда она отказалась при всём этом честном народе мыться в душе и просила оставить её на это время только с женщинами, как это было в СИЗО.

Вику связали и трясли, по её собственному выражению, "как шавку", и обещали избить просто в качестве приветствия на новом месте. Ей дали понять, что здесь, в больнице, она уже не человек.

Её привязывали за руки и за ноги к кровати и кололи медикаменты, от которых два дня она практически не могла разговаривать – а значит, и пожаловаться. Пока Вика была привязана, ей на лицо бросили её одежду. Видимо, просто ради удовольствия просмотреть на её беспомощность.

...

Такого не должно происходить ни с "политическими", ни с преступниками, ни с душевнобольными, ни со здоровыми – ни с кем. С людьми так нельзя.

Вика это знает. Поэтому она попросила меня рассказать эти подробности (а вы представляете, что она чувствует, понимая, что об этом узнают все?). Но Вика, как я уже упоминала очень и очень давно, когда ещё не шла речь ни о каком психиатрическом стационаре, кремень.

У нас всё зафиксировано и описано. Кто причастен к унижениям и пыткам в больнице Скворцова-Степанова, нам известно. Я надеюсь, что этим людям никогда не доведётся быть на месте Вики – ведь они должны оказаться совсем в другом месте. То есть на скамье подсудимых в полном составе.

Может быть, они захотят и там ёрничать и хихикать – это их право. Но что-то мне подсказывает, что вести себя они тогда будут совсем иначе.

#ВикаПетрова

Очень срочно и очень важно: по следам событий в ГПБ№3 им. Скворцова-Степанова

Поддержка отсюда, "с воли", для Вики невероятно ценна. О том, как устроена психиатрия (для всех, не только для условных "политических") нужно знать и говорить.

Но сейчас не надо писать свои собственные жалобы и обращения по этому поводу: ни в минздрав, ни в комздрав, ни в прокуратуру, ни в СК. У нас с Викой несоизмеримо больше информации о произошедшем: время, место, детали и приметы, фото, аудио и подробности. Поэтому именно мои жалобы и заявления в интересах Вики должны быть первыми, "пилотными". Так надо, потому что надо именно так. Другие жалобы могут их догнать и подкрепить, но наоборот – нет.

Поэтому потерпите хотя бы до завтрашнего утра.

#ВикаПетрова

Коротко о Вике (только что общались два часа, сначала с ней, а потом и с лечащим врачом)

Её перевели в другую палату, не бьют, не унижают, не связывают и не колют транквилизаторы.

Заявления и жалобы отправлены.

В очередной раз убеждаюсь, что главное, что может переломить ситуацию в таком закрытом учреждении – пристальное внимание извне.

Спасибо журналистам, активистам и абсолютно всем неравнодушным. Вы это сделали ❤️

#ВикаПетрова

Ну что, коллеги, большой привет всем, кто когда-нибудь заходил в СИЗО к подзащитному, забыв вынуть из кармана телефон, сим-карту или наушники.

Если раньше за это давали смешной административный штраф, который ещё и нередко отменялся в суде, то теперь у нас может (если примут законопроект) случиться и уголовка с административной преюдицией. А приговор – это автоматическое прощание со статусом.

Вспоминаю то бессчётное количество раз, когда я уже в следственном кабинете обнаруживала, что в сумке или папке болтается пара флешек или один (!) наушник. Тогда я думала, что невнимательный досмотр на входе в СИЗО сэкономил мне время и, возможно, немного денег.

Но не исключено, что скоро в аналогичной ситуации я буду испытывать куда более яркие ощущения.

А ещё недавно в Крестах я подошла к коллеге, которую остановили на досмотре с какой-то запрещённой техникой, и предложила помощь с обжалованием штрафа в Колпинском суде. Коллега отказалась, потому что легче заплатить, чем судиться. Что ж, и эти приоритеты скоро могут поменяться.

Единственное, что радует – это то, что пока за вход с телефоном в СИЗО мы получаем штрафы не за передачу или попытку передачи техники, а за неповиновение законному требованию эту технику сдать. А такое повторное нарушение, судя по тексту законопроекта, не образует уголовный состав. Но тут тоже чёрт его знает, как практика начнёт складываться буквально послезавтра.

В общем, как пел Виктор Робертович, "следи за собой, будь осторожен".

Апдейт от 16 мая 2024 года: SOTA признана нежелательной организацией. Все ссылки удалены.

Думаю, некоторые внимательные читатели SOTA уже заметили, что там стало появляться много "адвокатских" новостей. Я вот тоже заметила.

Почему-то кажется, что это может быть связано с закрытием "Адвокатской улицы" – ну не могли же её корреспонденты просто раствориться в пространстве и времени и забыть об адвокатах как о страшном сне? Тем более, что хорошие журналисты с юридическим уклоном на дороге не валяются.

Итак, теперь у нас есть #BetterCallSota

И сегодня, в честь понятно какого решения Верховного суда, они выпустили текст о том, о чём, кажется, никто никогда не писал – каково принадлежать к ЛГБТ и одновременно быть юристом/адвокатом в России сейчас.

Этот текст – совсем не пропаганда, потому что ни один из его героев и героинь не рассказывает о том, как им замечательно и хорошо живётся. Если бы так и жилось, они бы не скрывались под псевдонимами, в конце концов.

Ну а по главной теме дня сегодня много кому сказала, и повторю ещё раз: во-первых, рано или поздно любовь победит ненависть. Во-вторых – так или иначе победит адекватность. Сил всем, кто снова вынужден молчать.

Есть одна польза от сторис в телеграме – благодаря им видишь, кто из твоих коллег или процессуальных оппонентов сменил сферу деятельности, причём иногда радикально.

Следователь, ставший адвокатом – это уже очень скучно и было много раз. Юрист – он и есть юрист, и не так уж важно, с какой стороны.

А вот есть, например, экс-дознаватель, который теперь строит бани. Уголовные дела у него выходили такие же крепко сбитые на вид, но при проверке в прокуратуре начинали шататься. Интересно, выходит ли у него со строительством так же – или всё-таки лучше.

Есть следователь, который стал риэлтором. И если его опыт в расследовании мошенничеств и всяких прочих легализаций могло и не ценить начальство в МВД, то клиенты оценят обязательно. Недвижимость – дело такое: легко стать и потерпевшим, и обвиняемым. И лучше бы, чтобы твой риэлтор понимал это лучше тебя.

И еще на днях увидела сторис одного прокурора. Не смогла по фамилии вспомнить, по какому делу – но раз уж у меня есть его номер телефона, значит, в своей прошлой профессиональной жизни он был контактен и способен к диалогу. Теперь он «оказывает услуги в сфере тендеров». Значит, это лучше, чем прокурорская пенсия. Запомним.

А последняя в списке недавних открытий – помощница судьи, ныне тренер по растяжке. Помнится, растягивать сроки изготовления протокола судебного заседания она умела отлично. Значит, и с поперечным шпагатом должно получиться. Хоть записывайся к ней на занятия.

А вот адвокаты, кажется, из профессии не уходят. Во всяком случае, те, кто значится в моём списке контактов. Интересно, почему?

Если вдруг муж (вот тут, кстати, у него телеграм-канал) обнаружит у нас дома незнакомого мужчину, он может не переживать: это копия адвоката Т., мне её выдали под расписку в гарнизонном суде.

Звучит как начало какой-нибудь научно-фантастической истории. А ведь просто опечатка.

#неадвокатское (хотя кому я вру?)

Декабрь. Наступают самые тёмные дни года.

Не в смысле, что вокруг некая метафорическая тьма – это и так ясно. Я про то, что реально темень непроглядная с утра до вечера. Просыпаешься – ещё темно, завис в очередном отделе/суде – тоже темно, но не вполне понятно, ещё или уже.

Именно в эту декабрьскую хтонь я бы и выдавала людям по восемь нерабочих дней подряд, а не на новогодние праздники. А тут ещё наши профессиональные гонки со сроками, очередями, задержками и прочими обстоятельствами, вытекающими напрямую из декабрей.

Лично у меня на это всё ровным слоем накладываются чисто физиологические спецэффекты от отсутствия дневного света.

Смотришь, например, в документ, и думаешь – ого, а вот этого я раньше не видела, надо бы выписать отсюда важный кусок для ходатайства. А потом вспоминаешь, что вот ровно этот самый текст, на который сейчас смотришь как на новые ворота, видела три дня назад и думала то же самое.

Или вопрос, который хочешь задать доверителю, помнишь ровно три секунды – за которые надо обозначить его на полях, пока не вылетел из головы. И поскольку обозначаешь схематично, уже в следующую минуту не можешь разгадать собственно схему. Извините, ваш адвокат – золотая рыбка.

Или одновременно, будучи локоть к локтю на одной скамейке, записываете с коллегой дату-время следующего судебного заседания. А потом выясняется, что время записали разное – одна на 12 часов, а другая – на 14. И говорите друг другу почти хором: "Ой, я сейчас так отчаянно туплю всё время, что наверняка неправильно записала, будем ориентироваться на твой ежедневник!"

Или готовишься к адвокатскому мероприятию в субботу. Помнишь о нём всю неделю вплоть до четверга, а потом вечером пятницы рабочий мозг сдаёт смену мозгу выходному – и всё, память стёрта. О мероприятии вспоминаешь за две минуты до его начала, сидя на кухне в халате и с чашкой чая. И то потому, что тебе написали "Ты где?"

Или просто спишь, спишь. Спишь до последнего истошного вопля будильника, потом еще пять минуточек, и ещё – а потом уже везде опаздываешь. Ну, или не опаздываешь, но, например, красишься в такси, как я сегодня. И, кстати, знаете, что я сделала в этом самом такси, в последний раз взмахнув тушью для ресниц? Правильно, еще доспала пять минуточек. Очень было надо.

К слову, сейчас начало второго ночи. То самое время, когда обычно у меня получаются самые лаконичные ходатайства, изящные аргументы, когда продумываются неожиданные ходы и прочая процессуальная красота. Но я хочу только одного - лежать строго горизонтально в объятиях Морфея и мелатонина.

Такой вот декабрь.

Золотая классика – это когда подаёшь заявление о преступлении, а его регистрируют как "обращение гражданина", поэтому следователь может никакую проверку не проводить, а через 30 дней написать отписку на два абзаца. Которую канцелярия когда-нибудь направит заявителю – если повезёт и звёзды сойдутся.

А тут у меня случилась история гораздо менее классическая.

Подаю, значит, заявление о преступлении – и не получаю ответа. Руководитель следствия от меня бегает и заблокировал в мессенджерах, а материал проверки всё время якобы в прокуратуре, на "читке", приходите завтра.

Чтобы тратить не свои нервы, а государственные, закидываю в суд жалобу на бездействие следствия. Обычно считается, что уж в суд-то материалы проверки придут гораздо быстрее, чем адвокат получит их каким-нибудь альтернативным путём.

Но нет.

Жалоба есть, суд есть, все участники на месте – а материал как ветром сдуло. Раз отложились, два. Поугрожали всем частниками и дисциплинарками, а эффекта ноль.

Наконец СК вытащил из рукава контрольное производство, из которого судьба заявления стала более или менее ясна: действительно, заявление зарегистрировано как обращение гражданина, в ответ составлено письмо, направлено неизвестно куда, всем спасибо.

Тоже совсем не нормальная, но совершенно обычная история. Но заинтересовало меня вот что: а почему это в материалах следствия лежит моё заявление с отметкой о принятии?

На своих входящих бумагах СК таких отметок не ставит, это делается на экземпляре заявителя, чтобы он потом мог доказать, что вообще что-то в СК подавал. Так что с именно такой отметкой заявление существует только в одном экземпляре – и он у меня на руках. И копия этого "отмеченного" заявления тоже только одна – в суде. Я её к жалобе прикладывала. А кроме этого не светила копию нигде и никогда.

Очевидно, история разворачивалась так.

Заявление о преступлении (со всеми приложениями, флешкой и прочими материалами) в СК действительно потеряли. Может, не со зла, но уж как получилось. А когда в суд пришла жалоба на их бездействие, в СК решили имитировать, что ничего не терялось.

Но сам материал проверки состряпать нельзя, потому что там должен быть оригинал заявления, с "живой" подписью. Значит, имитируем контрольное производство, где всё равно должна лежать только копия заявления. А копии где снимем? В суде.

Одна только загвоздка вышла – отметка о получении. Наверное, в СК об этом не задумались.

И теперь получается, что бессмысленный ответ СК, который датирован, допустим, 15 октября (последний день срока ответа на обращение гражданина и заодно последний день срока проверки сообщения о преступлении, если его продлевали до 30 суток), в эту дату точно не давался. По той простой причине, что 15 октября я ещё не подала жалобу в суд, и копию моего экземпляра заявления комитете тогда ещё было неоткуда взять. И отписка письмо руководителя следственного отдела составлено задним числом – чтобы уложиться в сроки. А раз задним, то в нужный день руководитель бездействовал. Бинго.

Суд тоже так решил и жалобу удовлетворил. Не только из-за этой отметки, конечно, но вишенка на торте вышла красивая.

А что не так было с ответом СК по существу, я потом тоже как-нибудь напишу. Там интересно и очень процессуально.

Читаю новости о том, что Брянский областной суд освободил из-под стражи тех, кого на фоне резонансного скулшутинга туда стремительно запихнули (скорее всего, как обычно, не особо мотивируя основания для этого – "может скрыться" и всё тут).

И вот что восхищает.

Когда мы подаём жалобу на избрание/продление стражи, мы это делаем в сокращенный срок – трое суток. Потом у апелляции есть тоже трое суток на то, чтобы рассмотреть эту жалобу.

А между этими двумя короткими сроками есть не регламентированный УПК промежуток – с того момента, как жалоба подана, и до той даты, когда материал отправлен в вышестоящий суд.

За это время нужно вручить копии жалоб обвиняемому, потерпевшему, прокурору, защитнику, дождаться от них возражений, известить всех о дате направления дела в апелляцию, все бумажки об этом подшить в материал. Конечно, всё это можно сделать быстро – в СИЗО все извещения отправить факсом, остальным – в мессенджерах, все расписки получить точно так же. Но почему-то обычно на эти приготовления уходит несколько недель. Вплоть до того, что жалоба на заключение под стражу рассматривается тогда, когда срок меры уже продлён ещё на два месяца.

А вот в Брянске получилось совсем иначе. Так, как мы всегда мечтали – 10-11 декабря людей отправили в СИЗО, а 14 декабря апелляция всех отпустила. Значит, работа районного суда по извещению участников процесса уложилась в сутки, максимум двое.

И я вот думаю: это какая-то региональная аномалия, которая просто является нормой для Брянской области, или вдруг на резонансе внезапно всё сработало так, как должно было бы, по идее, работать всегда?

Сначала спросила в этих ваших запрещённых соцсетях, теперь спрошу и тут.

Сразу отмечу важное: решение я уже приняла (ещё до того, как устроила опрос), ведомость закрыла, поэтому всё, что вы нажмёте и скажете, не повлияет на судьбу некоего моего студента.

А студент сделал вот что: на письменном зачёте во всём своём ответе (четыре листа, а если исключить объем самой задачи – то три) обвиняемого именовал не иначе как "злодеем".

Уровень студента – магистратура, то есть уже буквально завтра он станет профессионалом, готовым работать практически где и кем угодно в юридическом мире.

Дисциплина, которую надо зачесть или не зачесть – "Деятельность адвоката в уголовном судопроизводстве". Задачу для зачёта я ставила в защитительном ключе, и решил её этот студент в целом правильно (многие другие, вполне верно применяя терминологию УПК, всё же давали такие решения, что я весь вечер кричала чаечкой в экран ноутбука).

Вот что бы вы сделали в таком случае на моём преподавательском месте? Поставили бы "незачёт", пока в голове студента не уложится адвокатская этика напополам с презумпцией невиновности? Или – чёрт бы с ним, с наименованием подзащитного – если способы вытащить его из-под стражи определены верно, то и зачёт поставили бы без зазрения совести?

По этому поводу опрос, который ни на что не влияет (а нам и не привыкать).