Модернизм затронул не только и не столько религию человека, сколько способ восприятия им действительности. Человек модерна смотрел на мир так, как будто этот мир не только понятен, но и понят. Модернизм выразил себя в абсолютизации идеи прогресса, вершиной и итогом которого он объявил сам себя. С вершины этого прогресса модернизм предложил различные истолкования истории и традиции, но все эти истолкования - метаповествования - порой сильно отличаясь в деталях, тем не менее были плодом одного и того же представления о мире, росли из одной и той же предпосылки, которая заключается в воплощении древней идеи Протагора, что человек является мерой всех вещей.

Примером этому может послужить колониализм и антиколониализм - две диаметрально направленных идеи, претендующие на универсальность. Нарратив первой - превосходство развитых держав западной культуры и их исторический долг распространить цивилизацию по всей земле [на всякий случай осуждаю]. Вторая строится вокруг другого сюжета, в центре которого лежит историческая борьба угнетенного с угнетателем. Оба взгляда охватывают и придают смысл всей истории, то есть они являются метанарративами, через призму которых приобретает смысл любое историческое событие от войны Спарты с Афинами, до борьбы за независимость африканских колоний.

Оба взгляда претендуют на то, что верно истолковали историю и нашли универсальный ключ к ее пониманию. Оба отказываются признать свою собственную историческую обусловленность, как будто смогли увидеть историю сверху так, как бы это сделали независимые наблюдатели. Нетрудно заметить, что условный Маркс, в английской реформации видевший только интересы династии Тюдоров, борьбу классов и желание части дворян обогатиться за счет имущества монастырей, имел именно такой подход. Он как бы утверждает, что сами участники событий, их религиозные порывы и мотивы не имеют какого-то смысла, но он - Маркс - понимает все эти процессы лучше. Через 300 лет он смог подняться над историей и увидеть ее истинный и непонятый самим участникам смысл.

Но Марксу простительно, он же марксист. Куда интереснее заметить, что мы сознательно или нет приносим подобные смыслы в церковные круги. Мне самому приходилось слушать рассуждения верующих людей о том, что решения соборов и синодов по поводу канона - это результат подковерной борьбы между разными церковными группами, что священники времени царя Иосии написали Пятикнижие и сказали, будто нашли его в храме, чтобы навязать всем этический монотеизм, что учение о Троице было придумано для того, чтобы порвать с иудаизмом. Все эти и многие другие примеры показывают лишь наше претенциозное и глубоко модернистское отношение к истории.

Вот, что я пытаюсь тут сказать. Одно из наиболее ярких проявлений модерности нашего евангельского христианства как раз и выражается в презрении к традиции, церковной истории, ее наследию и отказе признать себя частью и неким промежуточным итогом исторического процесса, ведь мы часто считаем то, что было до нас, чем-то глупым, достойным только лишь умиления и снисхождения. Даже само слово "традиция" - едва ли не ругательство. Августин, Фома Аквинский и Жан Кальвин - просто люди своего времени. Они может и были неглупыми парнями, но нам-то они ничего сказать не могут, ведь мы знаем больше их и притязаем на то, что наша вера живая, универсальная и зрелая, не подверженная влиянию ни занудной схоластики, ни архаичной патристики. Она не испачкана идеями этого мира и является точной копией первоапостольской церкви.

И есть какая-то ирония в том, что само стремление быть такой внеисторической церковью - это влияние модернизма.

Модернистский по своей сути процесс поиска сути религии в чем угодно, но только не в объективном откровении, данном нам в Писании, привел к тому, что догматика перестала играть ту роль, которую ей отводила домодернистская церковь. Все 3 бегло рассмотренных выше подхода к переопределению религии едины в одном: догматика не имеет важности, ведь она описывает не Бога, а людей, которые придумали бога. Вот они в тезисах:

По Гегелю религиозное знание по своему определению не является надежным, оно нечистое, не заслуживающее доверия; оно должно уступить место научному и философскому знанию. В его философской системе догматика в лучшем случае является чем-то вроде прото-философии.

В представлении Канта пользы в религии чуть больше, ведь ей оставлена сфера нравственного. Религия редуцируется до моральных императивов, а все остальное в ней объявляется бессмысленным ныне анахронизмом. Включая догматику, само собой.

Шлейермахер тоже редуцировал религию, тоже не видел особого смысла в догматике, тоже считал ее бессмысленным наслоением и пережитком мифотворцев прошлого. Главное у него - ни кем, насколько я знаю, до сих пор не определенное чувство зависимости.

Уже много раз я повторял тезис, что евангельское движение в нашей стране намного больше модернистское, чем консервативное. Может кто-то когда-то и объяснит как, но немецкие философы XVIII-XIX веков сформировали наше отношение к религии в целом и к догматике в частности. По крайней мере некоторые из нас унаследовали презрение к догматике, но в целом все мы считаем, что если она и имеет какой-то смысл, то точно меньший, чем чувственное переживание Бога, нравственная жизнь, внешнее единство и многое другое. По инерции, вслед модернистским философам мы тоже представить себе не можем, как глубоко теоретические и часто даже схоластические формулировки, выверенные поколениями богословов могут оказывать влияние даже большее, нежели тысячи морализаторских проповедей.

В следующих заметках я попробую указать причины, по которым догматика должна играть первостепенную роль.

Современный протестантизм в духе либералов презирает догматику.

[Под догматикой я имею в виду систематическое богословие, то есть учение Писания на конкретную тему об открывшем Себя в ходе истории искупления Боге.]

Вот 4 основные претензии к догматическому богословию, с которыми мы сталкиваемся, или даже которые мы сами разделяем:

1. Догматика - это мертвая буква. Она противоположна живым отношениям с Иисусом.
2. Догматика разделяет церковь. Вместо того, чтобы быть едиными, верующие разделились на разные конфессии из-за догматики.
3. Она отвлекает нас от благовестия. Иисус поручил распространять весть о Нем, а некоторые христианские доктрины настолько непонятны и непрактичны, что мешают это делать.
4. Догматика не имеет значения для практической христианской жизни. Как только все будут жить свято и праведно, то сразу займёмся изучением систематики, а пока это не так уж и важно.

Хочу попробовать последовательно опровергнуть каждое из этих утверждений.

Мода противопоставлять живую веру и мертвую букву очень стара. Подобные учения время от времени возникают во всех христианских традициях, протестантов они не обошли стороной тоже. Уже в первой половине XVI века различные анабаптистские группы увидели противоречия между Духом и Писанием. В том или ином виде это противопоставление все ещё актуально.

Практическое возражение подобным суждениям можно почерпнуть из самого Писания. Молитвы Павла в Рим 16:25-27, Еф 1:15-23 и 3:14-21 являются итогами самых богословски глубоких частей Нового Завета. Рассуждая о Боге, апостол сталкивается с тайной, которая побуждает его к славословию и молитве; осознание Божьего могущества приводит Павла к смирению и трепету перед Богом.

По существу, утверждение, что догматика противоречит живой вере, имеет важную и опасную скрытую предпосылку. Оно строится на предположении, будто отношения со Христом могут существовать вне Его самооткровения в Писании. Само Писание не позволяет нам выйти за свои пределы в поисках откровения о Боге, ведь только Бог знает, какой Он в себе, а Он избрал явить себя в Писании. Догматика как раз и пытается систематически описать откровение, дать нам упорядоченное знание об открывшем себя Боге и более глубокое представление о заветных отношениях, в которые мы включены. Догматика предоставляет нам содержание для поклонения, позволяет глубже проникнуть в Евангелие, ведь по своей сути является его осмыслением (Я. Вязовский). Именно на старицах Библии мы встречаемся с Иисусом; изучая Писание мы как раз и узнаем Христа (Ин 5:39).

Аккуратнее завтра

31 октября буквально каждого года протестанты разделяются на тех, кто протестует против празднования Хеллоуина и тех, кто горячо поздравляет других протестантов с днем Реформации. Я не сторонник праздновать Хеллоуин, но почти все поздравления с Реформацией тоже считаю мусором, потому что мало кто из тех, кто поздравляет, понимает, что из себя представляет Реформация.

Как вы заметили, я стал реже писать в последние месяцы, но если б не обленился и следовал постинг-плану, то аккурат к сегодняшнему дню закончил бы свой рассказ про то, что современный протестантизм в некоторых аспектах больше похож на католицизм, против которого протестовал Лютер, чем на идеи самого Лютера.

Вот только три примера:

1. Учение об оправдании. Первые реформаторы твёрдо стояли на учении о вменении верующим праведности Христа. Тем самым они поставили оправдание в логическом порядке раньше освящения. Современные протестанты, как католики, верят, что оправдание зависит от освящения.

2. Учение о мире. 500 лет назад реформаторы преодолели характерный для католической церкви разрыв между священным и профанным. Современный протестантизм снова противопоставил тварное духовному и светское сакральному.

3. Учение о Писании. Католическая церковь считала (и считает), что Писания недостаточно для установления правил веры и жизни, а потому оно должно быть дополнено традицией. Особенно эта касается обоснования исключительно католических практик почитания Девы Марии и власти Папы. Реформаторы в противовес католикам учили, что «содержательно Писания полностью достаточно» (Герман Бавинк). Современные протестанты, не говоря так открыто, тоже не считают Писание достаточным. Просто свои дополнения к Писанию они называют «водительством Духа».

Хотел вас поздравить, но как-то грустно стало.

Но есть кое-что и веселое.

Наткнулся на одно видео, где проповедник, рассказывая своей пастве о Реформации, заявил, что Лютер протестовал против индульгенций потому, что они давали уверенность в спасении. Мол, кто ж потом не грешить-то будет?!

Лучше бы о Хеллоуине рассказал, короч.

Буду благодарен, если напишите в комментах самое сочное, что вы слышали о Реформации от тех, кто ну вот совсем не шарит.

Я требую, чтобы кто-то отнёс это в Facebook!

Несколько недель назад я написал заметку, в которой впрягся замолвить словечко за важность догматического богословия. [Она здесь.]

Но после этого случились годовщина Реформации и единственные по-настоящему интересные в этом мире выборы. [В этом смысле я очень завидую тем, у кого есть любимая футбольная команда, ведь интересующая меня «игра» случается только раз в четыре года.]

Но пора продолжать. Сегодня расскажу вам о том, что утверждение, будто догматика разделяет церковь и нарушает ее единство - полная чепуха.

Но для начала да, догматика разделяет людей. Могу вам точно сказать, что вы никогда не видели драки, если вы не видели церковной драки. Если вам не хватает врагов - просто начните учить кого-то своей религии, а еще лучше - покритикуйте чьи-то религиозные взгляды. Но все это ни в коей мере не является доказательством тезиса, будто догматика разделяет церковь. Я предлагаю вам посмотреть на это с другой стороны. Догматика объединяет церковь.

Я приведу 2 аргумента.

1. Нет ничего другого, просто ни одного фактора, за исключением догматики, которые могли бы объединить столько несвязанных между собой людей. Люди из различных стран и частей света, богатые и бедные, абсолютно любых сословий и рода деятельности, властные и простые, свободные и рабы, обладающие разними политическими взглядами, уровнем образования и интеллекта, здоровые и больные, представители разных народов, языков, культур и рас, живущие и умершие составляют Церковь. И, повторюсь, единственное, что их объединяет - вера в определенные и вполне конкретные догматы, например и как минимум, в Никео-Цареградский Символ веры.

[Не составит большого труда показать, что другие возможные факторы для определения того, кто такой христианин, несостоятельны. Даже мораль не является исключительно христианской ценностью, есть, например, много очень высокоморальных атеистов и мусульман.]

2. Следуя из предыдущего пункта, догматика крайне важна именно потому, что то, во что вы верите, определяет то, являетесь ли вы христианином в принципе. Да, очень жаль, что нам нужно расстаться с антитринитариями, гностиками, докетистами и пелагианами (все эти ереси процветают в среде современной евангельской церкви, кстати), ведь церкви станут меньше, а споров и ссор будет больше, но суть в том, что они всё равно не верят в одного с нами Бога. Это как раз тот случай, когда слишком ретивое стремление избежать конфликт и сохранить внешнее единство вступает в противоречие с самой основой внутреннего, духовного единства. Не желая осудить ересь в церкви, мы показываем, что видимое единство для нас важнее, чем чистота учения.

Вот так Герман Бавинк описывает христианство, которое после себя оставили Кант и Шлейермахер. Тут замечательно все: и упор на личный опыт, и Иисус только как пример, и вера в то, что неважно, как верить.

Особенно наше евангельское христианство узнается в противопоставлении догмы духу и акценте на личной религии наперекор религии организованной (об этом на сл странице, я не фоткал).

Друзья, завтра (23 ноября) состоится конференция Imago Dei, посвящённая реформатскому учению о Святом Духе.

Я хотел вас позвать, но места закончились слишком быстро - это плохая новость. Хорошая в том, что любую сессию можно посмотреть онлайн и даже задать свои вопросы. Ссылки и темы ниже.

11:00 - Сессия 1.
Тема: «Чем Святой Дух занимался в Ветхом Завете?».

12:30 - Сессия 2.
Тема: «Почему церковь так мало говорит о делах Святом Духа в наши дни?».

14:30 - Сессия 3.
Тема: «Что произошло на Пятидесятницу?»

15:30 - Вопросы и ответы

Для тех, кто не участвует в конференции и не имеет возможности смотреть трансляцию (ссылки есть в посте выше, кстати), напишу заметку-две о том, что здесь проповедуется.

Итак, чем Святой Дух занимался в Ветхом Завете?

Ярослав Вязовский показывает роль Святого Духа в творении, подчёркивает, что Дух являет себя как творческая и могущественная сила Бога, которая преобразовывает хаос в порядок.

Далее мы переключаемся на историю об исходе. Спикер обращает наше внимание на сходства историй творения и исхода. Исход - это как бы новое творение, когда Бог снова усмиряет хаос. Параллелей между двумя историями очень много, например, и в творении, и в исходе Бог являет свою власть над морем - воплощением хаоса для древних; переход Красного моря евреями - это ещё одна история о том, как Бог осушил море. Другой пример - Втор 32:10-11. Там Моисей описывает работу Бога над израильским народом в пустыне теми же словами, что и творение в Быт 1: Бог парит и преображает пустоту.

Новый Завет продолжает описывать роль Святого Духа как того, кто преображает хаос и возрождает духовно мертвых нас, и даёт нам способность верить в Христа.

Реформаторов часто обвиняют в том, что со своей христоцентричностью они пренебрегают ролью Святого Духа. Денис Рыжук разбирается с этой претензией.

Почему церковь так мало говорит о делах Святого Духа?

Во-первых, спикер соглашается общехристианским представлении о Троице, которое отрицает любую субординацию внутри Троицы, а также показывает много текстов в Писании, которые говорят о роли Святого Духа в воплощении, жизни и воскресении Христа.

Как можно заметить, эти замечания только обостряюсь проблему. Но ее решение очень простое: Дух всегда обращает наше внимание не на себя, а на Христа (Ин 15:26 и 16:14). Христос явил нам Отца; Он - видимый образ невидимого Бога (Кол 1:15) и полнота Божества (Кол 2:9). Святой Дух, можно сказать, даёт нам откровение об этом откровении.

Это значит, Святой Дух делает откровение о Христе нашим личным откровением. Без Его участия никто из нас ни за что бы не уверовал в Христа.

В Писании есть такие тексты, которые разными деноминациями понимаются абсолютно по-разному. Деян 2 - это классический пример. Сергей Хомченко объясняет реформатское понимание случившегося.

Итак, что же произошло на Пятидесятницу?

А вот что.
Пятидесятница - это продолжение дела Христа. Именно это имеет в виду Пётр в своей речи в Деян 2:32-33: сошествие Духа - это результат воскресения и вознесения Христа. Это веха истории искупления, а не порядка спасения.

Книга Деяний показывает, как исполняется сказанное Христом в Деян 1:8 (это своего рода оглавление всей книги): Святой Дух последовательно сходит на верующих в Иерусалиме, Иудее, Самарии и на язычников. Иными словами, схождение Духа на собравшихся в горнице, потом на иудеев, самарян и язычников в реформатской традиции являются одним растянутым во времени, но единичным событием.

Есть 2 истории в Ветхом Завете, в контексте которых мы должны рассматривать произошедшее в Иерусалиме в Деян 2:

1. События в горнице должны быть осмыслены нами в свете произошедшего на Синае в Исх 19-20, где Бог даровал Тору своему народу. Собственно, это и был повод, который собрал в Иерусалиме столько народу, ведь Пятидесятница - это изначально и есть празднование дарования Торы. Символизм сошествия Духа именно в этот день заключается в исполнении ветхозаветного пророчества о том, что Бог вложит свой закон в сердца своих людей (Иер 31:33).

2. Иные языки, которые получили апостолы, показывают, что народ Божий больше не является моноэтническим. Вторая история, к которой неявно обращается текст - строительство башни в Быт 11. На Пятидесятницу Бог обращает вспять проклятие Вавилонской башни, отныне Благая весть проповедуется всем и на всех языках.

В общем, Пятидесятница - это продолжение дела Христа, в ходе которого Бог образовал свой новый народ, наделив его Святым Духом.

Ричард Бакстер ещё 400 лет назад заметил, что в иных протестантских церквях пастор занял то место, которое в католической церкви занимает папа. Думаю, очень закономерно, что вопрос управления церковью был одним из наиболее важных на заре протестантизма. К сожалению, он до сих пор даёт о себе знать.

Прошу прощения, что оставил вас так надолго, мои милые сторонники сожжения Сервета*. В последнее время балансирую между занятостью, суетой и ленью, но все ж пора вернуться к продолжению треда о важности догматического богословия.

Все началось с этой заметки, где я попробовал указать на Просвещение как на причину того, что пастор маминой подруги не верит в важность и нужность догматики.

Вот здесь собраны 4 неопротестантских аргумента против догматики и разбор первого из них, а здесь разбор второго.

Третий аргумент может звучать так: Иисус поручил нам проповедовать Евангелие, а богословие мало того что само по себе не помогает в этом деле, так еще и содержит малопонятные и непрактичные доктрины, чем мешает благовестию.

Во-первых, скрытая предпосылка этого и любого подобного ему утверждения в том, что положительным ответом на Евангелие не является в том числе интеллектуальное согласие с ним. Я имею в виду, что человек не является просто эмоциональным существом, а потому смирение перед евангельской вестью не может и не должно быть редуцировано лишь к одному эмоциональному порыву.

Евангелие предполагает перемену в мировоззрении. Примером могут служить 2 записанных в Деяниях проповеди:

1. Петр после Пятидесятницы в Деян 2 обращается к толпе и говорит, что распятый Иисус и есть Мессия. Он не говорит им ни о сотворении, ни о грехопадении, ни о воскресении мертвых, ни о том, что нужно ждать Мессию.

2. Павел, обращается к афинянами в Деян 17 и начинает с сотворения, единобожия, грехопадения, обещания спасения и воскресения мертвых - всего того, что опускает Петр.

Почему? У них очень разные аудитории, и Павел понимает, что слушающие его язычники под словом «Бог» понимают всего-навсего одно из многих жалких человекоподобных мифических существ с Олимпа, а единственный пример богочеловека для них - это убожество-Геркулес. Павел не мог просто призвать язычников уверовать в Яхве и Его Сына, это могло бы привести к уплотнению населения Пантеона, но не отвечало монотеистическому богословию Павла.

Заметьте, что ни Петр, ни Павел не начинают свои проповеди с «Иисус любит тебя», и что они оба адаптируют свои проповеди к слушающим их аудиториям. Но особенно обратите внимание на то, что обе проповеди очень доктринальные. Петр толпе иудеев утверждает, что Иисус и есть обещанный пророками Мессия, в Нем заключено всё, чего ждали праведники ВЗ. Павел, как уже было сказано выше, тоже обращается к исправлению богословских взглядов своих слушателей. В общем, нельзя знать Бога, не зная о Боге, а богословие как раз и занимается тем, чтобы выяснить, какой Бог в своем откровении.

Во-вторых, это правда, что богословие отпугивает людей. Но причина в том, что люди - грешники, они не хотят слышать ни о каком Боге, и им омерзительно Евангелие. Если ваша цель в том, чтобы собрать как можно больше народа, то распространение Евангелия - это не ваш путь [Джоэль Остин и Стивен Фуртик не дадут соврать]. Проповедуйте успех, богатство, здоровье, создайте приятную атмосферу, организуйте шоу, займитесь продажей чудесных исцелений или, на худой конец, сетевым маркетингом.


*Это шутка такая.

Последнее возражение против догматической составляющей христианской веры, которое мы здесь рассмотрим, заключается в том, что догматика не имеет значения для практической христианской жизни, а потому она не столь уж и важна. Сторонники такого взгляда часто подчеркивают важность практического благочестия, порою и вовсе отрицают саму возможность существования сколько-нибудь состоятельной теории. «Богословие, может, и важно, - говорят они, - но заниматься его изучением стоит только после того, как все начнут жить праведно и свято». Они в целом склонны пренебрегать теорией, не видят ее связи с практикой, не понимают, как убеждения человека в целом, а богословские взгляды в частности влияют на практическую сторону жизни.

Мой тезис в том, что все это ерунда, и нет ничего более практичного, чем хорошая теория - здесь я согласен с одним картавым людоедом.

Итак, на нескольких примерах покажу то, как конкретные доктрины ой как сильно влияют на нашу практическую жизнь. Поехали.

- Если вы верите в то, что спасение можно потерять, то вы также верите и в то, что оно хотя бы в каком-то смысле зависит от ваших усилий. А следовательно, вам также никуда не деться от изнуряющих попыток заслужить \ не потерять спасение своими поступками. И напротив, вера в то, что наше спасение укоренено в верности Христа, наполняет нас миром, смирением и радостью.

- Если вы верите в то, что вы, демоны или сам адский сатана могут нарушить Божью волю, то вся ваша жизнь превращается в одну сплошную неуверенность в том, что Бог еще хотя бы чем-то правит. Любая неудача или трагедия неминуемо превращаются в вопрос «не оставил ли меня Бог?». Если же вы исповедуете трушный монотеизм и не допускаете мысли о том, что есть кто-то, кто может бросить вызов Богу и поставить под сомнение Его владычество, то вслед за Давидом сможете сказать «даже если будет ложе мое в мире мертвых — и там Ты» (Пс 138:8).

- Если вы не верите в телесное воскресение верующих в конце истории, то жизнь на земле со всеми ее делами и заботами стремиться к обесцениванию и бессмысленности. Ее нужно просто как-нибудь отбыть, а смерть превращается в цель. Напротив, если вы верите к телесное воскресение верующих и восстановление Эдемского сада, то вся ваша деятельность, будь то учеба или работа, приобретают особую значимость в свете будущей обновленной жизни.

Итак, догматика, как и любая другая теория, практична. То, как и во что мы верим, влияет на нас и определяет наши поступки и образ жизни. Если же вы когда-нибудь слышали нарекания на то, что теория расходится с практикой, то это только потому, что этой теории место на помойке - она не в силах связать воедино бытие и дать ему целостную интерпретацию. Но не потому, что догматика не нужна.

Ангелы, один вид которых заставил пастухов заикаться, утверждали, что новость о рожденном в Вифлееме младенце является радостной. И хотя есть некоторая ирония в том, что испытанный пастухами от явления ангелов лютый ужас имел обратную сторону в виде обещанной радости, вопрос, что радостного в Радостной вести, остается актуальным.

Есть две идеи, к которым я обращаюсь каждое Рождество в течение нескольких последних лет, они захватывают меня с каждым годом больше и больше, и, точно могу вам сказать, они содержат бездонный источник радости.


1. Бог стал Человеком.

Не было в первом веке нашей эры более вызывающего утверждения, нежели это. Оно звучало равно дико как для еврея, так и для язычника. Если бы апостолы хотели придумать религию, они бы ни за что не придумали Боговоплощение. Возможно, в этой религии было бы обожествление человека, но в ней точно не было бы очеловечивая Бога. Посудите сами: человек - падший, жалкий, порабощенный не только природой, но и своей похотью. Им ли становится Богу?

И тем не менее, Бог преодолевает онтологическую пропасть между Им самим и нами. Это может быть отдаленно похоже на то, как если бы Шекспир решил явить себя Гамлету и стать героем собственной пьесы. Бог становится частью нашей истории. Он ходит по одной с нами земле, дышит нашим воздухом. Один тесный и вонючий сарай вместил то, что не может вместить Вселенная - в таком духе описывал Рождество Клайв Льюис.


2. Бог нам не враг.

Песня ангелов включала в себя утверждение, что в рожденном младенце Бог объявляет человечеству мир. Замечу, что нет и быть не может ничего хуже, чем если вашим врагом является Бог. И, соответственно, нет и быть не может ничего более радостного, чем новость о том, что мы - ненавидящие Бога, Его мир и правила бунтари - получаем благодать помилования.


Да, я знаю, что мы живем в отвратительном и испорченном мире, где правит смерть, жестокость и нет никакой справедливости. Но Рождество - это причина, по которой в этом мире все же стоит хотеть жить, даже если ваша жизнь полна боли, ужаса, физических и психических страданий, потерь близких, войн и разрушений, голода, бедности, долгов, уныния, предательства, одиночества, унижений и обид, ведь только родясь и живя в таком мире, мы можем встретиться с Богом, который стал Человеком, и который сделал Себя нашим другом. Рождество - это та причина, по которой наш мир является самым лучшим из всех возможных миров. Мы - счастливые, куда счастливее Адама в Эдеме, ведь он не знал Бога воплощенного; Адам беседовал с Богом, а мы Его плоть и кровь.

«Слово стало плотью и жило среди нас. Мы видели Его славу, славу, которой наделен единственный Сын Отца, полный благодати и истины.» Ин 1:14