Джон Эшбери

ПРОБЛЕМА ТРЕВОЖНОСТИ

Пятьдесят лет прошло
с тех пор, как я живу в тех темных городах,
о которых тебе говорил.
Если честно, мало чего изменилось. До сих пор не разобрался,
как дойти от почты до качелей в парке.
Яблони на холоду́ цветут, не от воззрения,
и мои волосы цвета одуванчикового пуха.

Допустим, эти стихи были о тебе — ты бы
сказал о том, что я тщательно умолчал:
описания боли, и секса, и того, как изворачиваются
люди друг перед другом? Не, это,
кажется, в книге какой-то. Для тебя
я оставил описания сэндвичей с курицей
и стеклянного ока, что таращится на меня удивленно
с бронзовой полки каминной и никогда не устаканится.

(Пер. с английского Дмитрий Сабиров)

Джон Эшбери

БЕСКОНЕЧНОСТИ НА ВЫБОР

Жаждешь? Они предстают в амперсандах,
пролистываясь. Он не уверен, что это его голова.
Прямо сейчас возникает задержка. Туман отошел вспять.
Дамы, попрошу вас снять шляпы.

Всё закончилось ближе к утру. Деревенский дурачок
удивлялся, что видит нас. "... думал, вы были в
Нормандии".
Как все члены маятника, мы были удивлены
и слегка обижены после тем, что, кажется, произошло
незадолго в кустах. Держись своих дружков,
если они то, чем являются. Осёл, вывернись же к началу.

На перекрёстке изваяние регулировщика
направляло движение. Походило на отпуск,
Хэллоуин или типа того. Перебранка
— единственное, что и вправду случилось.
Мы сплетались ближе к пропасти, подсолнечному лабиринту.
Дофи́н велел поторапливаться.

(Пер. с английского Дмитрий Сабиров)

ДАВИДКА И ЖАСМИН

А Давидка — набожный, юный, серьезный еврей
не раз оставался немым, когда жасмин кветнел.
Как пошли смородины ягоды,
закончилось криками, спорами, драками,
спускали собак с цепей:
«Какой светлый! … Пуха белей…»
Громили воров Лайя и Сура, и Малка…
«Где Давид… Ну… Нет нашего мальчика!»
Качался Давидка
ни звука не выдал.
Смотрел на белый жасмин: «Светлый он... Как с картин!»

Казимира Иллакович

пер. с польского Виктя 💋

Джон Эшбери

ОДА ПАСЕЧНИКУ

Он так точнее промахивается.

Передай по кругу за завтраком:
всем и семье, с явным ощущением власти там,
с адвокатом под мышкой. Стенок улья легче, твой текст-как-метод
обходил другие возможные, полуденный.
Речи пчелиных маток в пыли зарождаются
и всё громче становятся. Вновь и вновь.

Тяжесть он переступает лишь ночью.
26-е, понедельник

(Пер. с английского Дмитрий Сабиров)

Джон Эшбери

ПРОСТО СЛОНЯЮСЬ

Какое имя я имею, чтобы назвать тебя?
Тебе точно нет имени
в том смысле, в каком оно есть у звёзд,
которые их выражают. Просто слоняюсь,

для кого-то объект любопытства,
но ты слишком поглощен
грязью, сокрытой в глубине души,
чтобы много болтать и блуждать,

улыбаясь себе и другим.
Становится одиноко,
но в тоже время плевать,
и в целом не нужно это, когда однажды поймёшь,

что самый извилистый путь — самый верный,
тот, что петлял среди островов, а
тебе всегда казалось, что ты ходишь по кругу.
А сейчас — что конец уже близок:

части пути раскрываются апельсином.
В нём средоточье света, тайны и пищи.
Подойди и увидь. Не ради меня, для видения.
Но раз я всё ещё там, пусть даровано будет видеть друг друга.

(Пер. с английского Дмитрий Сабиров)

Джон Эшбери

ПЯТЬ ВЫВЕРЕННЫХ ФРАГМЕНТОВ

Идея, которая была в моих мыслях и речах,
стала моими поступками.

Стихотворение из них разделяет их,
и я дрожу. Разреженная зима, что не так беззащитна,
как убывающее лето, гнездовья слов.

Некоторые из племён верят, что дух
заложен в том, как человек стрижёт ногти.
Они собирают останки их в спешке
с заходом солнца. Этим будет
один из забытых дней трёхлетней давности:
поразительное свидетельство света за смертью.

О другом человеке. Из желтого кирпича и камня
стена, днём темнее и глубже,
и голос кружащийся, что воспроизводит тексты
сентиментализма — хаос, который бы стоило выдумать.

Маленькая гостиница казалась не потревоженной
и хорошо освещённой, в темноте, на плоском
пляже за бурунами, замершей, безобидной.
Тебя поражало, что так много хрупкого
не рассыпается, поймано в наш маскарад.

(Пер. с английского Дмитрий Сабиров)

"Библейский рассвет (Йейтс)" Леопольдо Мария Панеро

Рукою коснись холодного
Лба младенца кроткого.
Ещё не настал в Вифлееме
Час рассветный, начало времени:
Снаружи кричит поросенок.

Тепла как матери тело,
Тепла как собаки тело,
Из ночи пушистой соком
Сочится кровь по порогам.

И делят хлеб за столом,
Не слыша как за окном
Рыдает, крича, поросенок.

А кровь течёт по столу,
Кладут на тарелки еду,
Из хлеба того глазами
Глядят на нас капли слезами.

И плоть бурлит растекаясь,
Словно сказать пытаясь:
Смотрите, ревёт поросёнок.

И пламя трещит и время
Ласкают, в это не веря,
Друг друга в углу кухарки.

Облизываются глаза,
Узреть за окном хотя
Отчаянный плач поросенка.

Внимают и руки и плечи
Знамениям вилок и печки.
Они набивают чрева
Молитвами земле и небу.

Тогда как в долине ночи
Слепая, вопя что есть мочи,
Свинья, от падений стоная,
Под небом идти продолжает.

пер. с испанского Степан Кузнецов

Четыре песни, спетые ночной сиделкой (1964)
Роберт Данкен

2

<...>

Ты покинул зверя нуждавшегося.
В омуте смерти гнётся звезда моя.
Наступила пора криком пролиться
в противосторону древа людского.

<...>

(перевод с английского Дмитрий Сабиров)

НА ЧЕТВЁРТОМ ЭТАЖЕ ПИШУ ДО ЗАРИ

На медной крыше церквушки
воркуют голуби
на улице за моим окном
серо-голубую даль облаков
провожает с креста чуткая птица.
Ларри Риверс
явится к десяти писать мой портрет.
Покуда дайте мне запечатлеть
вас, голуби. Я пишу
твой мирный свет, Рассвет.
Я навеки тебя сохраню, выхлоп
Автобуса с Авеню А.
О Мысль! Отныне навеки тебе думать
лишь об одном!

Аллен Гинзберг
Перевод с английского Евгении Либерман

***
о мир!
в тысячах лиц отражённый,
я спешу к тебе тысячами путей,
куда же? неведомо мне…
как хочется объять тебя. и кажется,
что я есть ты!
и свежий зов
твоей невинной в свежести листвы
врезается мне в сердце;
как хочется объять твоё могучее тело,
вобравшее деревья,
камни,
и поцелуи по твоим следам,
и всю вселенную над головой твоей.

о мир!
иду я, опьянённый
твоей прозрачной наготой,
в себя я погружён, безумный, ошалелый,
иду твоею тысячей путей, и верится,
что ты есть я!
и красота минувших дней
в телах лишь крепнет.

Мойше Кульбак
пер. с идиша Евгении Либерман

ФИЛЬМ 

Вот момент, о котором стоило бы рассказать, 
Забыв о слишком суровом законе рынка
Вот предложение, которое завершилось бы и продолжило
Ничего из кружева и точной склейки

Вот порыв, который раскроет немного  
Правды, чья реальность величественна
И производство, винящее себя за использование 
зарплаты, знака нашей слабости

Вот музыка, иное — обман
Вот контрплан, иное — процедура
И по направлению к раю — завершение
И вот наша любовь и наш рассудок

Жан-Люк Годар
перевод с французского Милены С

После долгой болезни (1987)
Роберт Данкен

<...>

*

Да, я боялся
вновь не увидеть тебя, быть
отнятым, не
смерти — призрак, которого долго
считал своей Смертью – это
Властитель Пути, который сведёт нас
— а того, что
никогда не приду к тебе – другому
призраку жизни моей.
Немеркнущему.

“Я даровал тебе кошку во тьму”, возвестил голос.
Всё менялось в чертах, которые были всегда
в движениях Почвы: два заглавия
,“Перед Войной”, а теперь “Во Тьме”,
подчеркивают величие замысла. Чудо
всегда было в этом, притягивающее урчание
пробегает по мне, будто кости обмотаны кошачьей шерстью,
упрекающей за бесчувствие. Того густого булыжника,
что вижу сейчас, двойник электрический.

<...>

(перевод с английского Дмитрий Сабиров)

Из поэмы КРУГЛОСУТОЧНАЯ кафешка
Питер Ламборн Уилсон (Хаким Бей)


6/ 
Логофет построил мир из слов
и там живет.
Когда-то в Византии
это была должность с окладом
Генри Дагер, Шарль Фурье
покрылись драгоценностями как лобстер molé 
розовым шампанским 
рот забит золотой пылью, мотыльковой пылью, золотом фей, мертвыми листьями, могильной грязью.
И я Мари Лаво Вуду-Королева этого текста
провозглашаю тебя моим сексуальным зомби
дай мне стать твоим политическим гуру
вербующим почитателей икон в культ
Имама-Отшельника


Все эти гробы плывущие
медленно как облака не могут 
   объясняться
только как личные смерти или
плохие метафоры
Наш гуру не мёртв
но спит как медведь в его
ледяном дворце

Пер. с англ. Женя Овч.

pahkwêsikan*

– тётя, что делать,
если он меня не любит?

– добавь масло к муке, сэмми

– тётя, как мне
вползти
к тебе в грудь?

– медленно влей молоко

– тётя, он ушёл от меня к белой девочке.

– всё время добавляй по щепотке сахара

– тётя, что делать,
если кажется, что жить дальше – только сожалеть

– меси массу руками, пока она не станет сыпаться сквозь твои пальцы

– тётя, почему его любовь не была
революцией?

– не стоит замешивать тесто слишком густо

– тётя, как мне найти себя?

– если замесить тесто слишком густо, сэмми, оно станет тугим

– тётя, я боюсь, что замесила себя слишком густо

– медленно подогрей масло, малышка

– тётя, почему все эти воспоминания остаются в моей
комнате?

– если подогреть масло слишком быстро, сэмми, оно будет дымиться. нельзя использовать масло, если оно дымится

– тётя, меня это мучит

– тесто нужно нарезать вот так, чтобы оно поджарилось ровно

– тётя, что такое деколонизация?

– поджарь до золотистой корочки

– тётя, как сказать нет?

– подавай тёплым

– тётя, я люблю тебя.

– с маслом или жиром и мёдом

– тётя, как лягушки переживают зиму?


* Жареный хлеб, блюдо кухни кри

Саманта Нок

Перевод с английского Глафиры Солдатовой

Пиздец! Не похуй на тебя,
Тебя любить? Да, буду я,
Меня вообще не наебал,
Возвысил, много слов сказал,
Целую в лоб таких щенков,
Живи ты блять среди котов,
Нашла я парня заебись,
А ты с кем хочешь с тем ебись!
И ты малыш пойми меня,
Мы-ЗАЕБИСЬ! а все хуйня!!!


Антонимичный перевод Лизы Хереш и Сони Бойко

1980
ИЮЛЬ
Вечер. Поле лаванды, местами цвета шифера. Огромный комбайн продвигается в облаке пыли. Пшеничное поле: оно уже не желтое и даже не цвета охры. И не золотое. Это нечто иное, чем цвет. Солома.
Видимое расстояние простирается слишком далеко, становится все более нематериальным, небом или облаком, в своем медленном движении – словно диминуэндо музыки – в сторону тишины далей. Покой этих пространств, этих земель, этой зелени под могущественным дыханием неба.

В восемь часов, на пути в рощу и уже в двух шагах от нее, я разбудил козодоя стального серого цвета с крыльями похожими на лезвия – он взлетел без крика и не издал почти ни звука.

Девять пятнадцать. Я наблюдаю, как день выходит за собственный контур. Солнце садится. Розовая полоса упорствует над серо-голубым горизонтом, выше – бледное небо, ветер просыпается и освежает. Осталась ли еще вуаль, которую нужно снять, чтобы явилась огромная черная Изида? Сохранился ли еще стирающийся предел, надежная защита, предоставляемая днем против слишком широкого пространства, против избытка глубины мира? Последняя ласточка улетает. Еле слышный крик птицы среди деревьев, стеблевые сверчки начинают вибрировать: короткая и приглушенная мелодия. Поле лаванды обретает небо или возвещает его, зачинает на уровне земли. Слой света худеет, иссекает, скоро сквозь него прорвутся одна или две звезды. Все то, что было однажды нарисовано на поверхности ночи, отслаивается. Один голос замолкает, чтобы услышать другой, менее знакомый и более отдаленный. Еще один крик сойки.
Дубы словно светятся изнутри. Я угадываю одинокую голубую вершину горы в дали сквозь прорези деревьев. Слабые крики птиц продолжают упорствовать, короткую трель приносит ветром. Сверчки: услышав их, могли бы подумать, что трещит сама земля.

Девять сорок. Это медленное пришествие ночи скорее метаморфоза, как когда мутная вода оседает в стакане и вся муть выливается. Трещотка козодоя внезапно начинает вращаться. Становится все прохладнее. Свет спускается на дно стакана, как розоватая пыль. Я жду возможности испить неразбавленным вино ночи.

Девять сорок пять. Невидимый мне козодой выходит на охоту. Цвета слабеют. Вещи будто снимают свои маски и одеяния. Почти полностью белая, цвета воска Луна ярко сияет на уровне крыши. Холодная хранительница дня, холодная улика, капля – неподвижная сипуха в вышине.

Девять пятьдесят. Первая звезда восходит на западе, заледенев она тоже трещит.

Philippe Jaccottet
Перевел с французского Даниил Тютченко

Осенний день

Час пробил, Господи. Как длинно было лето!
Дай солнечным часам приют в Твоей тени
И отпусти поля в объятия ветра.

Позволь лозе последний плод отдать,
Еще два южных дня оставь ей для того,
Чтобы созреть и совершенной стать
Затем придет пора перегонять
Всю сладость позднюю в тяжелое вино.

Кто дом свой потерял, уж новый не построит
Кто нелюдим живет, тот будет одинок -
Не спать, читать, писать послания в сотни строк,
И взад-вперед носиться, как челнок
В аллеях, где дыханье ветра листья гонит.

Райнер Мария Рильке

Перевод с немецкого - Василий Бляхер

Триптих

1

Нездоровый уличный певец
согнувшись в дверях хватается за сердце.
Одна песня вырвана из грохота ночи.

2

По ту сторону стены
почтенный садовник любовно готовит ножницы
Новый юноша
явился кромсать живую изгородь

3

Смерть рыдает ведь Смерть человек
что весь день смотрит фильм о детской смерти

Грегори Корсо
перевод с английского Евгении Либерман

Прогулка на край лета

Мы движемся по скалам ракушек, по фундаменту из стрекоз и песка, влюбленные фланеры, удивленные собственным путешествием, недолговечные тела на этих бренных встречах.
Покой часа на тихом полотне земли.
Речи без гулкого эха.
И сиянье плюща.
Мы идем в окружении последних осенних птиц и незримое пламя прошедших лет обжигает кору наших тел.
С благодарностью к этому ветру среди дубов, что совсем не молчит.
Под нами стелится толща когда-то умерших,
осадок ранее светлой пыльцы
окаменевшие бабочки, целый рой,
под нами кладбище из зерна и камней
грунт из нашей любви, наших взглядов и жалоб, глубокое ложе, от которого в вечер весь страх упорхает.
Над нами дрожит то, что все еще сопротивляется поражению,
над нами мерцает листва и эхо далекого праздника; прежде чем самим рухнуть к истокам, стрижи вспыхивают над нашим домом.
Наконец приходит то, что могло бы побороть нашу скорбь, воздух более легкий, чем воздух и свет на вершинах, голос кого-то, кто поминал свою молодость, услышанный, когда приближается ночь, а с ней и бессмысленный грохот войны, пришедший вновь отравить запах полей.

Philippe Jaccottet
Перевел с французского Даниил Тютченко

Иволга

Иволга вошла в столицу рассвета.
Меч ее песни запер печальную спальню.
Все подошло к концу навсегда.

Рене Шар
Перевел с французского Даниил Тютченко