Суровый мужик и его маленькая дочь живут в приземистом домике неподалёку от якутского леса. Никого не трогают, ловят рыбу и стреляют зайцев на ужин. А потом из леса выходит женщина с копытами. Сюжет заканчивается и начинается какой-то сюрный пиздец.

Пару раз на новом фолк-хорроре Дмитрия Давыдова «Граница» реально было страшно. Не до Кондратия, но нормально так. Хотя сюжетно это просто пионерская страшилка про бабайку в соседней лесополке.

Когда страшно — тогда еще и изобретательно. Якутские режиссёры в совершенстве овладели искусством делать ужастики из комариного писка и палок. Местный аналог «безумия прерий» прямо вау. Единственное, что нормально так выбивает из этой художественной жести — до комичного плохая озвучка. Изначально «Границу» снимали на английском в надежде на большой международный прокат. Потом дублировали на русский сикось-накось. Из-за этого сидишь, вроде и трясешься, а все равно ржешь.

Ну где еще кроме Сербии мог найтись режиссер-близнец Юрия Быкова? Вук Ршумович одной рукой снимает мрачные сериалы о бандитском Белграде, а другой — эксплуатационные соцдрамы об униженных и оскорбленных. В Венеции все от них в восторге.

«Между богами» — как раз такое кино. Беженка из Афганистана Фереште оказывается в сербской столице, где недавно пропал ее брат. В морге при городской прокуратуре как раз лежит труп неидентифицированного мигранта, который на роль пропавшего родственника очень подходит. Но документов нет, опознать его визуально не получается. Надо проводить ДНК-тест, иначе труп просто закопают в безымянной могиле. Фереште такой доли близкому человеку не хочет, поэтому отказывается ехать в «большую Европу», пока брат не обретет имя и достойное место захоронения.

Все бедную героиню шпыняют. Талибы хотели убить, европейцы не считают за людей. Муж хочет ехать дальше, дочка отказывается носить платок... Но Фереште героически продолжает биться головой о стены бюрократии и шовинизма, качает права и требует справедливости. Да так рьяно, что в афиге и зритель, и искренне пытающееся помочь работники миграционной службы. Их в итоге жалко сильнее всех в фильме: из гуманизма впряглись в весь этот блудняк, а теперь их же и главными виноватыми периодически выставляют.

Удивительный случай, «Между богами» изо всех сил пыжится быть прогрессивным кино о трудной доле беженцев (тема старая, но фестивальную публику все еще трогает за сердечко). А эффект диаметрально противоположный: несчастные апатриды вечно орут, дерутся, требуют к себе внимания и все сделать быстро-бесплатно-без документов. Натурально бесят. Фильм похож на сидение в очереди на прием ко врачу и не пробуждает ни капли сочувствия. Только затяжной приступ мизантропии.

Посмотрев «Сталкера» и «Жертвоприношение» Иван Громов запустил процесс отлета своей кукухи в иные миры. Ему везде мерещатся радиация и японские иероглифы. Когда у Громова умирает жена, он не может похоронить ее в отравленной земле — превращает квартиру в склеп, в котором его и берет примчавшийся на запах гниения СОБР.

Громова увозят в психиатрическую лечебницу, а дальше вы и так все примерно знаете. «Палата № 6» Эдуарда Жолнина — это такой «Чехов в дебрях подсознания», снабженный до кучи страхом атомной бомбы и любованием символами синтоизма. Романтика дурдома а-ля Роман Михайлов сталкивается с лентами Тарковского, эсхатологией Константина Лопушанского и «Золотым храмом» Мисимы.

Любопытные работы Михаила Гостева (Громов) и Вячеслава Гардера (Рагин). Но мой фаворит — местный Хоботов в исполнении Алексея Морозова. Циничный главврач, относящийся к своим пациентам как к отработанному материалу, заседает в кабинете, полном икон и государственных символов. Круто контрастирует с (преимущественно) тихими шизами, построившими во внутреннем дворике дурки уютный сад камней. Целый мир в масштабах одной палаты, над которой проносится, гремя колесами, Хинаяна — «малая колесница» низкого жизненного пути.

Перед показом фильма «Что эта природа говорит тебе» (режиссер — Хон Сансу) программный директор «Зеркала» Сергей Лаврентьев признался — фильм в конкурс он, конечно, отобрал, но сам ленты классика южнокорейского кино вообще не понимает. Подписываюсь под каждым словом — медлительная комедия (sic.) о знакомстве молодого поэта с родителями своей девушки вышла какой-то...

Какой-то, во-первых, колоссально скучной. Во-вторых, неловкой. Поклонники режиссёра, штампующего по шесть кинолент в год, скажут, что так и надо. Что это такой slice of life, филигранное запечатление реальности. Никто так больше не умеет. А неловкость — так это намеренно, ведь главный герой фильма (безработный хлыщ на старом драндулете — сам понимает, что «невыгодная партия») впервые знакомится с батей своей подружки, потому тебя и морозит вместе с ним за компанию. Родители, кстати, супер приятные и тактичные, но натянутость в диалогах все равно присутствует, а к финалу вообще доходит до абсолюта.

Хорошо посидели, поболтали, погуляли, соджу попили. Попозорились немножко по пьяной лавочке и уехали. Хон Сансу, конечно, велик, но стулья ломать просиживать на нем вообще не обязательно. И в жизни таких эпизодов хватает...

Последний день конкурсной программы «Зеркала» зачинается показом индийского детектива «Сантош» — о женщине, которая после смерти мужа-полицейского сама надевает форму. Работать 28-летней вдове приходится в трущобах, и обстановка там, мягко говоря, специфическая: бедность, тотальная безграмотность, иногда воруют людей. Полиция бестолковая и все это знают: район живёт по принципу «Пользы от ментов немного, а вред — есть».

А потом происходит убийство, и яростная драма о трудностях индийской жизни превращается в детектив с поиском маньяка и абстрактной справедливости. Следствие ведут две женщины (мужики в полиции предпочитают взятки брать и масалу пить), идущие по следу натурального психопата. «Сантош» долго запрягает, но к середине все же избавляется от ярма страдательной драмы, становясь (не шутка) «Настоящим индийским детективом» с примесью рогожкинского «Чекиста». Перетерпевшие первый акт зрители будут вознаграждены.

Вернулся из Иванова, покурил в Пулково за 500 рублей (будьте прокляты) и вылетел в Вологду на фестиваль Voices (@voices_fest).

Летим роскошным советским краснознамённый пепелацем — наверняка ровесником фильма «Кин-дза-дза!». Трепещу!

UPD: Погуглил, самолет 1976 года постройки. На 20 лет старше меня... Летит — как топор по волнам, настоящее чудо.

Фильм открытия фестиваля Voices — документальный (необычно), про легендарного киноведа (смело), который еще и смотрит его из зала (это вообще атас). «Наум. Предчувствия» — работа Андрея Натоцинского, следующая по пятам за Наумом Клейманом.

Вообще, фильм про Клеймана — это слегка чит. Можно просто записать на камеру его лекцию, и уже в таком виде будет интереснее многих лент с кинофестивалей. Ученик Сокурова Натоцинский просто обрамляет разговор с «Королем Лиром Московского Музея Кино» монтажной аппликацией: архивными видеозаписями, отрывками фильмов Сокурова, Эйзенштейна и Годара. Пижонит, конечно, страшно: то картинку искусственно лишит цвета, то укажет в титрах фильма Жана Кокто и Дэвида Линча. Но Наум Ихильевич на экране — глыба. И смотреть это одно удовольствие.

На волне вчерашнего Клеймана захотелось еще что-нибудь такое разговорное-документальное посмотреть — и вот, нашлось. В 1985 году режиссер Салли Портер приехала в СССР поработать с архивами Госфильмофонда, а заодно записала цикл интервью с советскими женщинами из киноиндустрии: Майей Туровской, Натальей Рязанцевой, Инной Чуриковой, Нонной Мордюковой, Ланой Гогоберидзе и Кирой Муратовой. На его основе через два года выпустили небольшой док I Am An Ox, I Am A Horse, I Am A Man, I Am A Woman.

Деревенскую присказку о трудной женской доле («Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик») на английский нормально не переиначишь. Но трудности перевода в данном случае картины не портят — это обстоятельная беседа женщин об идеологии, киноискусстве, революции и кризисах советского общества. В первую очередь, фильм ставил перед собой задачу в тот момент живую — проломить железный занавес, показать английскому зрителю человека по ту сторону изгороди, уведомить его о существовании таких кинособытий как «Бабы», «В огне брода нет», и «Комиссар».

Спустя сорок лет и русскоговорящему зрителю многие вещи покажутся чем-то инопланетным, несвойственным его представлениям о мире, Вселенной, да и вообще. Значит, хорошо фильм состарился.

Первый фильм конкурсной программы Voices — «Святая корова». В прошлом году был в Каннах, теперь вот в Вологде. Если бы попал в руки к нашим прокатчикам, то вышел бы с наименованием а-ля «Сырная братва».

Что в целом даже подходит — это фермерский роман воспитания про недоросля Тоттона, в лобовую столкнувшегося со взрослой жизнью. Вчера он мог маяться дурью, бухать пивас и драться с местной гопотой, а сегодня — хоронит отца и остаётся единственным опекуном своей маленькой сестры. Денег нет, с работой не клеится, и парень решает пойти в панковское сыроварение — вместе с друзьями мутит вкуснейший эпуас в сарае. Есть надежда получить за него деньжат на местном конкурсе.

Троица молодых предприимчивых апашей самозабвенно месит сырное зерно и катит в светлое будущее на старом батином тракторе. К финалу Тоттон, конечно, что-то о жизни поймёт: перестанет пить пенное, воровать молоко у фермеров и обоссывать соседские гортензии. Несмотря на обилие чисто французской провинциальной эстетики, «Святая корова» — сверхуниверсальная картина о расстановке жизненных приоритетов. Динара Асанова могла бы что-то подобное снять в колхозном поле. Замени буржуйские сырные круги на близкое душе вологодское маслице — и получится советский фильм из семидесятых. То есть, что-то разумное, доброе, вечное и очень хорошее.

Отсмотрен второй конкурсный фильм Voices — швейцарская драма «Воробей в камине». Неуловимо напоминает советскую киноклассику «Шумный день» — не сюжетом, но заявкой на злую «энциклопедию семейной жизни».

Есть старый дом, в трубах которого вьют гнезда воробьи. Есть живущая в нем деспотичная Карен, травмированная смертью матери, и ее приехавшая на побывку легкомысленная сестра Джул. У обеих мужья и дети, как следствие — проблемы супружества и материнства. Иллюзия милого семейного праздника в фильме даже не ночевала: встреча сестер сразу превращается в какой-то мрачный трэш.

Главной «злодейкой», разумеется, выступает Карен, удачно отравившая все вокруг себя. В погоне за мифическим чувством «дома детства» она фактически толкнула мужа в постель любовницы-пироманки, зарядила дочь комплексом Электры и превратила сына в зашуганного маньяка-живодера. Фильм Рамона Цюрхера — это что-то из бытового психологического хоррора, в котором символы уюта (салатики, рыжие кошки, конфетти и дежурные улыбки) сначала вызывают чувство тревоги, а потом и натурального отвращения.

Интересная форма для беседы со зрителем о простой в сущности идее — если жить прошлым и принимать настоящее в штыки,
то можно и самому спрыгнуть с ума, и жизнь близких превратить в ад кромешный. Сожгите этот дом к чертям собачьим — нафиг он такой нужен.

Идет охота на «Волков». Режиссер Михаил Кулунаков в бирюльки не играет: как начал фильм натуралистичной сценой свежевания косули, так и пер до талого. Целых два часа алтайской трагедии о клановой войне, развернувшейся в трёх соснах. Причем все возведено в максимальный абсолют, вообще без полутонов.

Много любви, смерти и кровавого таёжного мордобоя. Страсти даже не шекспировские, натурально Софокловы — Капулетти и Монтекки нервно допивают свою молочную водку араки и сваливают до хаты вместе с царем Эдипом. Тот фильм, где обилие волчьих цитат (ауф) оказывается великим сценарным ходом. Да и вообще — как-то маловато в последнее время конвенционально эпических мистерий, в которых жестокость и красота рука об руку следуют.

«Рецепт счастья» (не путать с «Природой любви») — уже второй фильм конкурсной программы @voices_fest о том, как круто бухается во французской провинции. Теперь еще и с элементами мюзикла.

Звезда кулинарного телешоу Сесиль приезжает в родную деревню, встречается с родителями и старыми друзьями. Заново влюбляется в школьного краша, скрывает ото всех свою беременность (безуспешно). Хлещет самогон с польскими дальнобойщиками, по дороге разбираясь в своей мятежной душе. У фильма все задатки для успешного проката — очень романтично, забавно, хорошо снято. Милота, но решительно непонятно, зачем он в конкурсной программе фестиваля. Голос «молодого кино» тут даже эхом не звучал.

«Что нам делать в Греции? Там нужны люди чистые сердцем». На Пелопоннесе настолько балдежно, что даже авторские драмы снимаются лёгкие, воздушные и похожие на отпуск. «Кьюка: перед концом лета» — солнечное путешествие на греческое взморье в компании близнецов Константиноса и Эльзы, а также их смурного бати-рыбака. Вначале выглядит как бездельная слайсуха, к концу раскрывается великим драматизмом.

У режиссёра Костиса Чарамунтаниса определенно есть суперсила маскировать что-то большое и важное в бытовых мелочах. Например, в рыбе, которую отец героев старается поймать и никак не может. Или в VHS-глитчах, изображающих ускользающие воспоминания об оставивших своих детей матери. Жаль только, что к финалу фильм реально путает берега и таки успевает наскучить. С другой стороны, пляжный отпуск тоже этим грешит... Так что все вполне реалистично.

А вот так ощущается третий акт фильма «Кьюка: перед концом лета». Лето кончилось, рыбы больше нет... Остались одни креветки.

«Мир был так волшебно ярок, ужасен и красив, что я сразу задышал». У ушедшего сегодня Александра Митты есть книга под многозначительным заглавием «Кино между раем и адом» — формально, человечная инструкция по созданию фильма для молодых кинематографистов, на деле — сборник мудростей большого режиссера, составленная в стиле платоновских «Диалогов». Из текста сквозит святая простота киноискусства, кажется, ее надо просто поймать, и ты уже хороший режиссер.

Митта и сам в некотором роде был неприкаян «между раем и адом». Ученик Ромма десятилетия провел в свободном поиске. Снимал сказки («Сказка странствий») и производственные катастрофы («Экипаж»), тяжеловесные мелодрамы на восемь серий («Граница. Таёжный роман») и даже японские социальные драмы («Шаг» — о трудном пути советской вакцины от полиомиелита к японским детям). В этом лоскутном одеяле всегда было много мастерства, но было сложно разглядеть самого автора — то, к чему лично он тяготел. Кажется, только последний его фильм «Шагал — Малевич» отвечал на вопрос, каким был Александр Митта в отрыве от студийных задач, планов и экспериментов. Нет, все-таки сказочником, хотя по работе иногда приходилось рвать на куски самолеты.

Сказ о Шагале и Малевиче, так сильно похожий на его же сказ о Петре Великом и арапе, вышел уже более десяти лет назад. Популярности у зрителя не сыскал, да и сам Митта как будто не хотел своему детищу большого проката, избрав для него судьбу скрытого, почти что партизанского кино. Финальный штрих в режиссерской работе, жанр — прощание с профессией. Очень красивое, магическое.