Давайте поговорим на острую тему.

Речь Бастрыкина про «исламский террор» вызвала резкую реакцию Кадырова, который принялся пояснять, что «ислам не при чем», а у террористов «нет ни нации, ни религии».

Звучит так себе. Недаром устроившие атаку на Махачкалу и Дербент написали на дверях синагоги номера аятов из священной книги, в которых речь идет о противостоянии иноверцам.

Но, с другой стороны, в Российской империи и СССР мусульманские народы и русские столетиями уживались мирно, а о таком понятии, как «исламский терроризм», никто не ведал. Были периферийные проявления туркестанского исламизма в годы краха государства и гражданской войны, но народы Северного Кавказа и Поволжья они практически не задели.

Что же происходит сейчас?

Источник экстремизма и прочей пакости – глобализация. Российские пассионарные мусульмане смотрят YouTube с Абдуллахом Шамилем и Абдуллахом Костекским, читают ведущиеся из-за рубежа Telegram-каналы, знакомятся с радикальными проповедниками, слетав в Турцию. Мусульмане заграничные же, приезжая в Россию, сталкиваются с удивительно вольготными условиями в сфере религии и получают возможность демонстрации своих взглядов.

Наша открытость – это и наша сила, и наша слабость. Невозможно полностью заблокировать YouTube и радикальную часть Telegram, нельзя запретить людям посещать Анталью. Зато можно ввести отбор мигрантов, толкать экономику в сторону роботизации и усилить культурную политику в коренных исламских регионах.

Это те шаги, которые все еще доступны в настройках мирового глобализма. Это те шаги, которые мы до сих пор не удосужились сделать.

Любопытная новость из сферы национальной политики.

В Карелии создали Совет по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей, который займется в том числе защитой «русского языка как языка государствообразующего народа».

При этом ранее финансируемые правительством и парламентом республики газеты на карельском и финском языке («Ома Муа» и Karjalan Sanoma) сократятся в объеме и станут черно-белыми. И нисколько не удивительно, что это вызвало негодование местных левых и беглых либералов.

В общем, хоть в Карелии угроза этносепаратизма перешла в разряд почти мифической, а мигрантские волны с далекого юга ей пока что не грозят.

«Национальное объединение» выигрывает первый тур выборов во французский парламент – и для России это благо.

Во-первых, потому что проблема для нас состоит не в том, чтобы во Франции пришли пророссийские силы (таковых попросту нет), а в том, чтобы первыми оказались наименее проукраинские. К числу таковых относится партия Ле Пен и Барделла – достаточно сравнить публичные заявления и программу лидеров националистов с позициями левого «Нового народного фронта» и макронистов.

Во-вторых, триумф французских националистов может перерасти во внутренний раскол Запада, но для этого лидерам «Национального объединения» нужна политическая воля. Против них будут брошены серьезные силы глобальной гегемонии, их будут мочить с помощью тысячью инструментов и каналов, а обвинения в «фашизме» и «угрозе демократии» будут слышны из каждого угла. Недаром один из лидеров ультралевых Меланшон уже пообещал, что «Новый народный фронт» будет снимать своих кандидатов – лишь бы не дать националистам прийти к власти.

Если у Ле Пен получится уговорить французов не верить своим противникам, то подобный успех способен обернуться эффектом домино в других странах Западной Европы.

А что, калинка-малинка наша, дорогоуважаемая Мария Захарова еще не возмутилась по поводу того, что в самом центре нашей столицы разгуливает чернокожий фанат Гитлера, проклятый америкос, адепт тлетворного рэпа, порождение трехклятого Запада?

Или это нормуль, и со спрятавшимся в далекой Канаде эсэсовцем Гунько никак нельзя сравнивать?

Простите, я просто пытаюсь выяснить генеральную линию. А то не дай Бог что-то не то скажу.

Или уже сказал?..

У нас в современной России принято периодически возвращаться к вопросу о государственной идеологии.

И тут я выскажу немного нестандартную мысль – если мы пытаемся решить возникшие проблемы прописанием четких идеологических рамок и догм, то с нами явно что-то не так.

Потому что здоровому обществу со здоровой интеллигенцией для поддержания социальных норм и связей указанная в Конституции идеология совсем не нужна – все национальные традиции воспроизводятся сами собой благодаря институтам и общепринятым представлениям. И даже более того – если идеология идет врозь этим институтам и нормам, то поделать с ними она ничего не может.

После 1945 года Польша, Венгрия и Румыния существовали как государства с коммунистической идеологией. Но их интеллигенция продолжала тиражировать национальные предания и традиции вопреки принятым в СССР правилам политкорректности и «дружбанародности» – достаточно посмотреть кино этих стран.

В России же кризис интеллигенции возник задолго до революции – уже в XVIII столетии наш мыслящий слой был полностью ориентирован на Запад. Правило «мы отсталые, у нас все хуже, чем в Европе» безотказно работало три столетия, и именно оно вместе с национальным вопросом свалило с ног советский колосс. У лимитрофных поляков, венгров и румын такого самогнобления нет – по недомыслию они причисляют себя к западной цивилизации, на самом деле ей не принадлежа, но им в мысли не приходит проводить у себя «коренные реформы», грозящиеся сотрясанием всех основ. Мы же отреклись от свой самости и в 1917, и в 1991 именно потому, что считали неоспоримой затею лететь навстречу Западу на всех парах, забыв столь неудобные и мешающие слиться с ним в «передовом экстатическом единстве» национальные традиции.

Конечно, Запад для нас куда ближе Ближнего Востока и Китая. Но лоб-то мы разбиваем себе в вечной погоне за нашими «белыми христианскими братьями» (которые уже не совсем белые, не христианские и братьями никогда не были).

Фетва о запрете ношения никаба в Дагестане – для национальной безопасности в плюс, но ее эффект будет весьма ограниченным.

Потому что фетва – это скорее призыв к верующим. Для радикалов такой призыв будет неправомочным, так как для них исламское духовенство России не является авторитетом. Поэтому нам нужна правовая ответственность. И не только в Дагестане, а по всей России. И чтобы полицейские, как они реагируют в общественных местах на мигрантов-среднеазиатов (будьте добры, документики, пожалуйста), так же реагировали на косплееров мира пустынь.

И не надо бояться, что требование снять никаб в публичном месте должно что-то «разжечь» или кого-то «возмутить» — это общее требование ко всем находящимся в России гражданам и иностранцам, абсолютно демократическое и одинаковое для всех.

А вот выведение из-под закона какой-либо группы населения – это и есть верный путь к разрушению общества и размыванию основ государства.

Сталинский патриотический подъем второй половины 1930-х годов был неоднозначным явлением.

С одной стороны, несомненно, произошла ревизия многих фигур русской истории. Например, Кузьмы Минина, храм с останками которого был взорван большевиками в 1920-е годы, и Дмитрия Пожарского, надгробия с могилы которого тогда же забрали для строительства фонтана. Страна вспомнила об Александре Невском, Дмитрии Донском, Александре Суворове, Михаиле Кутузове и многих других полководцах и деятелях культуры России.

С другой стороны, полная реабилитация русского прошлого находилась под запретом, и продолжала выпячиваться тема «российского колониализма». Детям в Средней Азии преподавали про «колониальную политику царизма», на сцене и в кино ставились и снимались пьесы и фильмы «антиимпериалистической» направленности, предполагавшей критику политики Российской империи.

Акцентирующий «братство народов» (которое предполагалось как нечто само собой разумеющееся) советский патриотизм основывался на «двойной культуре» (общесоюзной и национальной), что рано или поздно позволило поставить вопрос о лояльности той или иной ввиду возникших противоречий.

Ребятам из Царевококшайска очень нужны детекторы дронов и багажники.

Давайте поможем им, чтобы повысить выживаемость наших бойцов на СВО!

https://www.group-telegram.com/goodrussianschannel/782

Есть массовое заблуждение, что только немцы планировали колонизацию русских территорий.

Однако поляки в межвоенное время не только планировали, но и осуществляли ее.

В частности, на территории Западной Белоруссии велась активная борьба с белорусским языком и культурой. В 1935 году оставалось только 16 белорусских школ, к 1937 году они все были закрыты.

Кроме того, активно преследовалась Православная церковь. Во Второй Речи Посполитой были закрыты 1300 храмов, часть из них переделали в костелы. На запад страны интенсивно переселяли так называемых «осадников», которые получали полицейские функции и тем самым в правовом отношении стояли выше местного населения.

Присоединение Западной Белоруссии и Западной Украины к СССР стало благом, за исключением нескольких «но».

Во-первых, на занятых территориях впоследствии развернулось местное нациестроительство. Хотя надо было проводить рерусификацию.

Во-вторых, приход советской системы сопровождался утверждением новой социально-экономической системы, вызывавшей резкое отторжение у населения.

В итоге воспитание в нерусском духе и навязанная модель хозяйства стали той самой почвой, на которой впоследствии выросли нынешние украинские и белорусские националисты.

В 1942-1943 гг. в Красной армии была введена новая форма, изменились головные уборы, появились погоны.

Чем объяснялся подобный отказ от «завоеваний революции»?

А вот как: «Надевая погоны… Красная армия и Военно-морской флот тем самым подчеркивают, что они являются преемниками и продолжателями славных дел русской армии и флота». (Блокнот агитатора и пропагандиста Военно-морского флота. 1943. № 5)

Один из подписчиков на тему сталинского разворота к русскому патриотизму очень верно пишет:

«В подкрепление вашей мысли — гораздо интереснее другое, что произошло на смене 1943 и 1944 годов.
1. Новый гимн СССР (отказ от «Интернационала»).
2. Переименование боевых кораблей («Петропавловск» и другие) и улиц (проспект 25 октября стал обратно Невским, а площадь Урицкого — Дворцовой).
3. Возвращение министерств вместо наркоматов.

Военная форма была только началом».

Как человек, неравнодушно относящийся к Ирану, попробую объяснить итоги прошедших президентских выборов.

Победителем стал Масуд Пезешкиан – наполовину азербайджанец, наполовину курд, представитель реформистского крыла во власти. Ждать проамериканского разворота Ирана при нем не стоит. Потому что, во-первых, сам Пезешкиан пользуется поддержкой КСИР и очень негативно относится к США, в прошлом неоднократно называл их «террористическим» и «преступным» государством. Во-вторых, иранская политическая система так сконструирована, что даже воля президента не может резко изменить политический курс страны, так как существует мощнейший баланс в виде рахбара, парламента и совета стражей конституции. Естественно, что никаких революционеров, крайне либеральных или левых в западном понимании фигур там попросту нет.

Чего можно ожидать от Пезешкиана. Как мне кажется, трех вещей.

Первое – возможно смягчение отношения к женщинам, отказывающимся соблюдать исламский дресс-код в одежде. Пезешкиан – религиозный человек, чтец Корана, но ранее он выступал с критикой разгона акций после смерти задержанной за неправильно надетый хиджаб Махсы Амини. Как утверждает Пезешкиан, насильно утвердить религиозные ценности невозможно.

Второе – новый президент Ирана может пойти навстречу национальным меньшинствам. Пезешкиан давно требует смягчения политики персификации и предоставления права на преподавание в школах местных языков, в частности, азербайджанского.

Третье – Пезешкиан знает турецкий язык и состоял в обществе ирано-турецкой дружбы. Есть вероятность, что при нем Тегеран усилит диалог с Анкарой.

Я бы не исключал и минимальных шагов навстречу Западу в плане снятия существующих ограничений, но это кажется крайне сомнительным, учитывая геополитические обстоятельства и конфликт на Ближнем Востоке.

Как трудно быть маленьким народом

Наконец-то удалось посмотреть фильм «Герои Галиарда» сербского режиссера Радоша Байича, который в итоге выпустили в виде мини-сериала «Воздушный мост». Картина посвящена операции по эвакуации британских и американских пилотов с подконтрольных четникам территорий в годы Второй мировой войны.

С одной стороны, фильм неплох. С другой, хотелось бы большего. Более лихо закрученного сюжета, большей динамики. Но и то, что есть, стоит похвалить – за воспетые традиционные ценности, среди которых – крепкая семья, верность кровным узам и родине, смягчающая жестокость эпохи христианская нравственность.

Наконец-то в сербском кино произошел пересмотр роли четнического движения, которое в коммунистическую эпоху было чуть ли не приравнено к «фашистам». Отвечающий на вопрос американца сельчанин, не коммунист ли он, словами «я нормальный – монархист», задает общий фон повествования. Драголюб Михайлович показан мудрым лидером, он отдает приказ о прекращении беспредела со стороны лютующего воеводы Бркича, но когда последнего казнят без суда и следствия, лидер четников испытывает печаль и поминает того пролитой сливовицей.

В целом фильм получился примиренческий, ведь для боровшихся с многочисленными врагами сербов гражданская война стала катастрофой. Рефреном звучит обвинение в адрес западных союзников, кинувших более близких им четников на произвол судьбы и сделавших ставку на Тито. Очень нетипичная для апологетов СФРЮ точка зрения, и в то же время весьма закономерная – для националистов.

Триумф крайне левых на выборах во Франции – новая угроза для России

Разумеется, сформировать правительство они не смогут, но вовсе отметать вероятность их участия в новом кабинете не стоит – так, некоторые партии из «Нового народного фронта» (например, экологи) теоретически могут пойти на коалиционное соглашение с макронистами.

И левые, и сторонники нынешнего французского президента являются убежденными сторонниками военной поддержки Украины. Как и пришедшие к власти в Британии лейбористы. Учитывая лидерство СДПГ в Германии, вполне можно говорить об европейском левом фронте против России. С одной стороны, многим это может показаться чем-то необычным (вот один известный писатель удивится), но на самом деле это весьма симптоматично: именно леволиберальные политические силы сейчас являются стражами глобальной гегемонии транснациональных «элит».

Впрочем, как мне кажется, усиление левого фактора в Европе станет прологом к серьезному кризису, последствия которого на собственных шкурах ощутят и немцы, и французы, и британцы.

Памятник Солженицыну в Кисловодске - городе, в котором родился писатель и публицист.

Интересно, как десталинизация стала прерогативой малых народов России.

Карачаевцы намерены поставить в Кисловодске мемориал в память о депортации, которую теперь называют не иначе, как "геноцидом". Я не намерен сейчас спорить по поводу того, были или нет у советского руководства основания для столь крутых социалистических мер, не ведомых "реакционным" и "отсталым" империям и монархиям. Но есть один совершенно несомненный и непреложный факт - оснований для разговора о "геноциде" у русских не меньше, во всяком случае если брать 1920-е годы: подобного духовного и культурного удара Русь не знала со времён монгольского нашествия, и, надеюсь, больше не узнает никогда.

Карачаевцы, балкарцы, ингуши и чеченцы бережно относятся к памяти о депортации, и как видим, примиряться не намерены. Любой российский учебник будет исправлен, а написавший его историк извинится, если лидерам и общественности республик Северного Кавказа в нем что-то не понравится.

Может, нам, русским, тоже пора перестать стесняться называть некоторые события российской истории своими именами?

Результат моих наблюдений – на Северном Кавказе происходит медленная, но верная исламизация.

Причем она скорее внешняя, обрядовая – как смена фанатских увлечений. Нельзя сказать, что везде продают халяль или строят мечети. Но количество замотанных в однотонную арабскую одежду растет.

Полжизни я прожил в МинВодах, но ни разу не встречал женщин в хиджабах. Сейчас же столкнулся с этим явлением сразу же в первый день посещения малой родины.

В остальных городах приезжающие из республик женщины раньше одевались в косынки и цветастые платья. Буквально пару лет назад в Кисловодске и Пятигорске они начали менять свои наряды на более строгие серые, белые, черные платья с хиджабами. Никабов почти нет (за неделю встретил только один), но произошедший за столь короткий исторический срок сдвиг очевиден.

То есть на наших глазах нарастает культурная манифестация инаковости – вызов российской светскости. Сложно говорить, насколько жизнь таких мусульман стала «более исламской» по содержанию – но в плане выстраивания идентичности происходит не очень хороший процесс. И речь идет как раз не о чеченцах – когда я несколько лет назад посещал Грозный, женщины там чаще ходили в косынках, нежели в хиджабах. В никабе я там и вовсе никого не видел. Значит, в остальных регионах с менее авторитарными системами происходит не интеграция, а постепенное обособление от российского.

Разумеется, такое массовое переодевание кавказских женщин является закономерным следствием слабости политики по укреплению государственной идентичности в России. Которая, в свою очередь, может быть эффективной только на русской культурной основе.
 

Парадоксально соседство улиц в Кисловодске.

Солженицына переходит в проспект Ленина. Совсем рядом есть проспект Дзержинского. А ещё улицы Урицкого, Клары Цеткин, Войкова и Желябова. И как это ни удивительно, не забыли Хмельницкого.

В наше время для 99,9% горожан эти названия - просто надписи на табличках. И лишь немногие могут сказать, кем являлись и чем знамениты люди, в честь которых они названы.

Мы очень равнодушны к своему прошлому. Мы его почти не знаем. Есть только Великая Победа, Красная Звезда и Сталин. Последний был вождём вроде бы. И мы всех победили и остались свободными. Но это не точно.

Нам не хватает воли. Нам не хватает чувства ответственности. Мы откладываем в долгий ящик важные решения с надеждой - авось, потомки будут умнее нас и разберутся, как сделать лучше.

Мне кажется, что оно так и будет. Непременно будет. Дети, внуки и правнуки окажутся храбрее и примут решение. Остаётся надеяться, что правильное.