Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Фрагмент моего выступления: деконструкция постгуманизма средствами русской философии
На третьем Всероссийском образовательном форуме пару дней назад говорили о человеке и технологическом прогрессе. Разумеется, разговор шел об искусственном интеллекте, о его пользе и вреде для жизни и здоровья, прежде всего, молодого поколения.
Все позиции делятся на апологетическую и критическую. Причем одна переходит в другую. Острая критика ИИ неизбежно заканчивается тезисом о неизбежности прогресса, о невозможности его остановить, то есть его апологией, а апология ИИ предупреждает о возможных негативных последствиях, как правило, для психики, и заканчивается его критикой. Такая диалектика, круг и тупик: запретить нельзя развивать. И все идет своим чередом. Куда идет – неизвестно, и об этом мало кто думает. А главное – зачем идет?
В разговорах об ИИ явно нахватает философского измерения. Дело не в том, чтобы «мракобесно» критиковать технологический прогресс или «позитивистски» восторгаться им. Технологический прогресс – это всегда симптом кризиса, упадка, конца человека, знак беды. Это очень хорошо было понятно в начале века Бердяеву и Шпенглеру. Если технологии рванули, значит антропология пуста. Так и получилось: две мировые войны с этой точки зрения – это милитаризм плюс технология минус человек. Результат известен.
И сейчас нужно думать не о том, как бороться с ИИ и другими технологиями, или как их «синтезировать» с духовно-нравственными ценностями. Это вообще-то идея, мягко говоря, бредовая. Сейчас нужно услышать то послание, какое нам шлет техника. Что техника хочет нам сказать на этот раз, на этом уже нейро- и биотехнологическом витке. Нужно услышать голос техники.
Все позиции делятся на апологетическую и критическую. Причем одна переходит в другую. Острая критика ИИ неизбежно заканчивается тезисом о неизбежности прогресса, о невозможности его остановить, то есть его апологией, а апология ИИ предупреждает о возможных негативных последствиях, как правило, для психики, и заканчивается его критикой. Такая диалектика, круг и тупик: запретить нельзя развивать. И все идет своим чередом. Куда идет – неизвестно, и об этом мало кто думает. А главное – зачем идет?
В разговорах об ИИ явно нахватает философского измерения. Дело не в том, чтобы «мракобесно» критиковать технологический прогресс или «позитивистски» восторгаться им. Технологический прогресс – это всегда симптом кризиса, упадка, конца человека, знак беды. Это очень хорошо было понятно в начале века Бердяеву и Шпенглеру. Если технологии рванули, значит антропология пуста. Так и получилось: две мировые войны с этой точки зрения – это милитаризм плюс технология минус человек. Результат известен.
И сейчас нужно думать не о том, как бороться с ИИ и другими технологиями, или как их «синтезировать» с духовно-нравственными ценностями. Это вообще-то идея, мягко говоря, бредовая. Сейчас нужно услышать то послание, какое нам шлет техника. Что техника хочет нам сказать на этот раз, на этом уже нейро- и биотехнологическом витке. Нужно услышать голос техники.
Священномученик Иларион (Троицкий) в 1915 г. в «Письмах о Западе» писал:
«Друг мой, наблюдая за печатью, прислушиваясь к общественным настроениям, я все же с печалью замечаю, в каком загоне настоящая русская мысль, как робко, будто извиняясь, мыслят русские люди по-русски, если их мысли не совпадают с мыслями западными. И вот здесь начинаются мои надежды на лучшее будущее. Мы столкнулись с Западом. Несомненно, при этом столкновении ушибемся мы больно. А это заставит нас подумать о своих отношениях к Западу, подумать о самих себе. Может быть, подошел конец русскому позорному пресмыканию пред Западом, а тогда больше полюбят свое родное, русское».
Западопоклонство как русская болезнь. Или, как говорил Данилевский, «европейничание». Можно только поразиться, как это сильно у нас. Мы можем ненавидеть Запад, воевать с ним, но будем поклоняться перед его побрякушками, не только материальными, но культурными.
Точнее не скажешь: настоящая русская мысль в загоне. Кто ее загнал? Она в загоне не на Запада, а в России. Вот в чем ужас-то. И поэтому русские люди испытывают робость и стыд, когда начинают мыслить по-русски. Конечно, пресмыкаются перед Западом далеко не все русские, но все же значительная часть общества. Это не может не вредить, поскольку это никакой не диалог, а перенос чужого за счет угнетения своего.
И поэтому, чтобы прекратилось «русское позорное пресмыкание» перед Западом нужно с ним столкнуться и больно ушибиться. И в общем-то так было всегда. И так происходит и сейчас: очередное позорное пресмыкание перед Западом заканчивается. Но очень хотелось бы, чтобы в этот раз и уже раз и навсегда смертельно ушибся Запад.
«Друг мой, наблюдая за печатью, прислушиваясь к общественным настроениям, я все же с печалью замечаю, в каком загоне настоящая русская мысль, как робко, будто извиняясь, мыслят русские люди по-русски, если их мысли не совпадают с мыслями западными. И вот здесь начинаются мои надежды на лучшее будущее. Мы столкнулись с Западом. Несомненно, при этом столкновении ушибемся мы больно. А это заставит нас подумать о своих отношениях к Западу, подумать о самих себе. Может быть, подошел конец русскому позорному пресмыканию пред Западом, а тогда больше полюбят свое родное, русское».
Западопоклонство как русская болезнь. Или, как говорил Данилевский, «европейничание». Можно только поразиться, как это сильно у нас. Мы можем ненавидеть Запад, воевать с ним, но будем поклоняться перед его побрякушками, не только материальными, но культурными.
Точнее не скажешь: настоящая русская мысль в загоне. Кто ее загнал? Она в загоне не на Запада, а в России. Вот в чем ужас-то. И поэтому русские люди испытывают робость и стыд, когда начинают мыслить по-русски. Конечно, пресмыкаются перед Западом далеко не все русские, но все же значительная часть общества. Это не может не вредить, поскольку это никакой не диалог, а перенос чужого за счет угнетения своего.
И поэтому, чтобы прекратилось «русское позорное пресмыкание» перед Западом нужно с ним столкнуться и больно ушибиться. И в общем-то так было всегда. И так происходит и сейчас: очередное позорное пресмыкание перед Западом заканчивается. Но очень хотелось бы, чтобы в этот раз и уже раз и навсегда смертельно ушибся Запад.
Почему историки не могут защитить историческую правду?
Кажется, кому же, если не историкам, среди которых так много достойных людей, настоящих ученых, истинных патриотов отстоять историю?
Прежде всего, нужно отбросить крайний эпистемологический релятивизм, утверждающий, что нет никакой исторической правды, а есть лишь субъективные точки зрения историков, которые в зависимости от мировоззрения всегда будут давать разные версии исторических событий. Нужно признать, что истина в истории существует, поскольку существует истина как таковая. Если не существует, то говорить вообще не о чем.
Но также нужно признать, что эта историческая истина, как это ни парадоксально, находится не во власти историков. Вернее, в их власти она находится лишь в малой степени, как в малой степени находится здоровье в руках врачей. И претензии релятивистов отчасти верны, но верны лишь по отношению к историкам, а не по отношению к истине. В этом вся разница. А в действительности на основании субъективизма историков отрицают объективность истины.
Для историков это обидно, поскольку, лишенные метафизического горизонта, они полагает, что историческая истина – это знание исторического факта. И все дело в научении этим фактам, то есть в историческом образовании, которое, с точки зрения историков, должно способствовать воспитанию патриотизма.
Но история увы, не «magistra vitae», и если все дело в знании и образовании, то почему так много прекрасных историков и в то же время так много фальсификаций истории, откровенной исторической лжи? Недостаток системы образования? Конечно, но образование всегда несовершенно. История не учит, а знание не спасает. И дело не в незнании истории, а в том, что дисциплинарные рамки самой истории не могут спасти от исторической лжи.
Для этого нужна не история, а философия истории, а в русском контексте историософия. И это конечно ужас для историков, которые, как всякие ученые считают философию «болтологией» и «дилетантизмом». Но, увы, историческая правда и историческая память – это нравственно-метафизическая категория, и здесь слово за философией историей, то есть историософией. А как раз этот класс был практически истреблен за последние десятилетия либеральной диктатуры, искоренявшей не столько «философию», сколько ту философию, которая искала и утверждала смысл – смысл человеческой жизни и смысл исторического бытия.
А сейчас у нас перепроизводство историков (учебников, монографий, всяких обществ), как недавно было перепроизводство юристов и экономистов. И понятно, что производством историософов, естественно, никто заниматься не будет. И не нужно, поскольку защита исторической правды, исторической памяти – это подвижническая деятельность современных русских философов. Поскольку историческая правда – это нравственный смысл исторического бытия, а не точное воспроизведение фактов и событий. И если есть понимание и переживание этого смысла, то исторические факты пойдут впрок, если нет, то они, увы, будут историческим мусором.
Кажется, кому же, если не историкам, среди которых так много достойных людей, настоящих ученых, истинных патриотов отстоять историю?
Прежде всего, нужно отбросить крайний эпистемологический релятивизм, утверждающий, что нет никакой исторической правды, а есть лишь субъективные точки зрения историков, которые в зависимости от мировоззрения всегда будут давать разные версии исторических событий. Нужно признать, что истина в истории существует, поскольку существует истина как таковая. Если не существует, то говорить вообще не о чем.
Но также нужно признать, что эта историческая истина, как это ни парадоксально, находится не во власти историков. Вернее, в их власти она находится лишь в малой степени, как в малой степени находится здоровье в руках врачей. И претензии релятивистов отчасти верны, но верны лишь по отношению к историкам, а не по отношению к истине. В этом вся разница. А в действительности на основании субъективизма историков отрицают объективность истины.
Для историков это обидно, поскольку, лишенные метафизического горизонта, они полагает, что историческая истина – это знание исторического факта. И все дело в научении этим фактам, то есть в историческом образовании, которое, с точки зрения историков, должно способствовать воспитанию патриотизма.
Но история увы, не «magistra vitae», и если все дело в знании и образовании, то почему так много прекрасных историков и в то же время так много фальсификаций истории, откровенной исторической лжи? Недостаток системы образования? Конечно, но образование всегда несовершенно. История не учит, а знание не спасает. И дело не в незнании истории, а в том, что дисциплинарные рамки самой истории не могут спасти от исторической лжи.
Для этого нужна не история, а философия истории, а в русском контексте историософия. И это конечно ужас для историков, которые, как всякие ученые считают философию «болтологией» и «дилетантизмом». Но, увы, историческая правда и историческая память – это нравственно-метафизическая категория, и здесь слово за философией историей, то есть историософией. А как раз этот класс был практически истреблен за последние десятилетия либеральной диктатуры, искоренявшей не столько «философию», сколько ту философию, которая искала и утверждала смысл – смысл человеческой жизни и смысл исторического бытия.
А сейчас у нас перепроизводство историков (учебников, монографий, всяких обществ), как недавно было перепроизводство юристов и экономистов. И понятно, что производством историософов, естественно, никто заниматься не будет. И не нужно, поскольку защита исторической правды, исторической памяти – это подвижническая деятельность современных русских философов. Поскольку историческая правда – это нравственный смысл исторического бытия, а не точное воспроизведение фактов и событий. И если есть понимание и переживание этого смысла, то исторические факты пойдут впрок, если нет, то они, увы, будут историческим мусором.
Из письма святителя Игнатия (Брянчанинова) генералу Н.Н. Муравьеву-Карскому (от 1855 года 9-го декабря):
«Призываю на Вас и на труды Ваши обильное благословение Неба! Да вознаградятся они обильным плодом! Да не прольется драгоценная кровь героев к подножию подлой политики Европейской, требующей, чтобы эта кровь проливалась туне, чтоб жатва успехов принадлежала одной Англии».
Что изменилось со времен Крымской войны со стороны Европы, особенно Англии? Очевидно, что «подлая политика Европейская» стала еще в разы подлей. Важно здесь также отношение русских просвещенных иерархов к войне, к защите отечества, к Европе. Готовим антологию «Русская философия войны и победы», в которой будет раздел об отношении русской церкви к войне, воинскому долгу, служению родине.
Сегодня геополитика встретилась с историософией. И место встречи – Россия, СВО
Военно-политические цели России всегда имели освободительный характер и находились преимущественно в духовной и нравственной областях. И в отличие от Запада Россия не проводила агрессивной захватнической политики. Но Запад этого не приемлет, так как это подрывает его хищническую сущность. В России это всегда понимали.
Ф.М. Достоевский писал в «Дневнике писателя» за 1877 г. по поводу Русско-турецкой войны, что «поднялась наша великая война для великого подвига», и что «подвиг этот столь велик, цель войны столь невероятна для Европы» поскольку наши цели в войне заключаются в следующем: «не покорять, не приобретать, не расширять границы, а освободить, восстановить угнетенных и забитых, дать им новую жизнь для блага их и человечества».
Для завоевательной политики Запада такие намерения кажутся не понятными, невероятными, невозможными, и поэтому они видит в них для себя угрозу и мстят России откровенной ложью, переворачивая все с ног на голову. И это самый типичный способ отношения Запада к России, который повторяется на каждом историческом витке.
Е.Н. Трубецкой после начала Первой мировой войны выступил с докладом «Война и мировая задача России», в котором он буквально повторил основные мысли Достоевского в условиях новой войны о том, что задача России заключается в освободительной миссии, которая по своей сути является нравственной и религиозной:
«Мы боремся за освобождение всех народов вообще, всех тех, кому угрожает поглощение и угнетение, без различия племени и вероисповедания».
Такова миссия России. И что важно, подчеркивает Трубецкой, так это то, что
«Задача всеобщего освобождения народов может быть разрешена лишь через нашу победу. … Я всецело разделяю общую всем нам веру в победу России и нашу волю победить; я думаю, что война закончится победой».
России ничего не остается как побеждать, освобождая народы от угнетения и мир от лжи, выполняя свое предназначение.
Ф.М. Достоевский писал в «Дневнике писателя» за 1877 г. по поводу Русско-турецкой войны, что «поднялась наша великая война для великого подвига», и что «подвиг этот столь велик, цель войны столь невероятна для Европы» поскольку наши цели в войне заключаются в следующем: «не покорять, не приобретать, не расширять границы, а освободить, восстановить угнетенных и забитых, дать им новую жизнь для блага их и человечества».
Для завоевательной политики Запада такие намерения кажутся не понятными, невероятными, невозможными, и поэтому они видит в них для себя угрозу и мстят России откровенной ложью, переворачивая все с ног на голову. И это самый типичный способ отношения Запада к России, который повторяется на каждом историческом витке.
Е.Н. Трубецкой после начала Первой мировой войны выступил с докладом «Война и мировая задача России», в котором он буквально повторил основные мысли Достоевского в условиях новой войны о том, что задача России заключается в освободительной миссии, которая по своей сути является нравственной и религиозной:
«Мы боремся за освобождение всех народов вообще, всех тех, кому угрожает поглощение и угнетение, без различия племени и вероисповедания».
Такова миссия России. И что важно, подчеркивает Трубецкой, так это то, что
«Задача всеобщего освобождения народов может быть разрешена лишь через нашу победу. … Я всецело разделяю общую всем нам веру в победу России и нашу волю победить; я думаю, что война закончится победой».
России ничего не остается как побеждать, освобождая народы от угнетения и мир от лжи, выполняя свое предназначение.
Время Шукшина
Посмотрел спектакль «Калина красная» в театре «Русская песня» Надежды Бабкиной.
Спектакль идет с 2023-го г. Атмосфера, полная заполненность зала, зрительский настрой, постановка, игра актеров – хочется сказать, что сейчас пришло время Шукшина. Время Шукшина и его предтечи Платонова. Кажется, именно сейчас их время. Их разящий голос Правды важен именно сегодня, когда больше без этого уже нельзя жить.
Шукшин писал: «Нравственность есть Правда. Не просто правда, а Правда. Ибо это мужество, честность, это значит - жить народной радостью и болью, думать, как думает народ, потому что народ всегда знает Правду».
Вот этот его завет сейчас все более востребован. И актерское исполнение Марии Шукшиной и Андрея Мерзликина в главных ролях выше всяких похвал. Это стопроцентное попадание. Трудно представить, кто сегодня так глубоко, искренне, проникновенно смог бы справиться с трудной задачей – и вспомнить знаменитый советский фильм, и главное, передать нравственный посыл Шукшина.
Очень рекомендую
Посмотрел спектакль «Калина красная» в театре «Русская песня» Надежды Бабкиной.
Спектакль идет с 2023-го г. Атмосфера, полная заполненность зала, зрительский настрой, постановка, игра актеров – хочется сказать, что сейчас пришло время Шукшина. Время Шукшина и его предтечи Платонова. Кажется, именно сейчас их время. Их разящий голос Правды важен именно сегодня, когда больше без этого уже нельзя жить.
Шукшин писал: «Нравственность есть Правда. Не просто правда, а Правда. Ибо это мужество, честность, это значит - жить народной радостью и болью, думать, как думает народ, потому что народ всегда знает Правду».
Вот этот его завет сейчас все более востребован. И актерское исполнение Марии Шукшиной и Андрея Мерзликина в главных ролях выше всяких похвал. Это стопроцентное попадание. Трудно представить, кто сегодня так глубоко, искренне, проникновенно смог бы справиться с трудной задачей – и вспомнить знаменитый советский фильм, и главное, передать нравственный посыл Шукшина.
Очень рекомендую
Философия «схоластического мусора»
Берем в кавычки сочетание «схоластический мусор», поскольку есть высокая схоластика – рациональное доказательство бытия Бога, бессмертия души и проч. Но это совершенно не в русских религиозных традициях, где «не доказуется, а показуется».
Против схоластики, то есть рационализма по отношению к человеку на Западе выступили Шопенгауэр, Ницше, Кьеркегор… В России Достоевский, Толстой, Федоров… Собственно, это и есть философия как таковая, вновь пришедшая к своему началу. Новое начало философии в XIX в.: на Западе в экзистенциальной мысли, в России в нравственной философии. Они максимально сближены: это несхоластический, не рационалистический взгляд на человека. Только на Западе предпочитают термин «экзистенциальный», в России «нравственный». И для русской философии это есть «осевое время». Золотой век русской литературы стал «осевым временем» русской философии.
Но от высокой схоластики, которая сошла на нет, остался обильный «мусор» в виде «научной» философии. От философии осталась только «научность», которую стали выдаваться за философию. Вот именно такой философии, философии «схоластического мусора» не может быть в России. Она, конечно, может быть, но она точно не имеет никакого значения. К философии она имеет не больше отношения, чем шахматы и прочие умственные упражнения. В России имеет смысл только нравственная философия, поскольку это и есть философия по-преимуществу.
Берем в кавычки сочетание «схоластический мусор», поскольку есть высокая схоластика – рациональное доказательство бытия Бога, бессмертия души и проч. Но это совершенно не в русских религиозных традициях, где «не доказуется, а показуется».
Против схоластики, то есть рационализма по отношению к человеку на Западе выступили Шопенгауэр, Ницше, Кьеркегор… В России Достоевский, Толстой, Федоров… Собственно, это и есть философия как таковая, вновь пришедшая к своему началу. Новое начало философии в XIX в.: на Западе в экзистенциальной мысли, в России в нравственной философии. Они максимально сближены: это несхоластический, не рационалистический взгляд на человека. Только на Западе предпочитают термин «экзистенциальный», в России «нравственный». И для русской философии это есть «осевое время». Золотой век русской литературы стал «осевым временем» русской философии.
Но от высокой схоластики, которая сошла на нет, остался обильный «мусор» в виде «научной» философии. От философии осталась только «научность», которую стали выдаваться за философию. Вот именно такой философии, философии «схоластического мусора» не может быть в России. Она, конечно, может быть, но она точно не имеет никакого значения. К философии она имеет не больше отношения, чем шахматы и прочие умственные упражнения. В России имеет смысл только нравственная философия, поскольку это и есть философия по-преимуществу.
Много и правильно говорят, что СВО способствовала духовному очищению нашего культурного пространства от «гнилостных элементов», которые, находясь внутри, совершали свою порочную работу и еще получали за это деньги.
Но также СВО способствует национальному самопознанию на глубинном уровне. В том числе, именно сейчас началась качественно новая фаза исследования феномена русофобии. Если раньше она часто маскировалась, то сейчас русофобия, сбросила одежды и проявилась так, что ее можно изучать.
Мы сейчас находимся вначале этого процесса изучения русофобии. Но можно сделать предварительные выводы, набросав в общих чертах ее типологию. Прежде всего, надо разделять русофобию русских и русофобию нерусских. У нерусских это в какой-то мере объяснимо, у русских, которых правильнее в данном случае называть русскоговорящих – национальная порча, беда самосознания, нравственная болезнь. Русофобия русскоговорящих имеет разные уровни и степень интенсивности:
- злокачественная неизлечимая русофобия – патология, иррациональная в своей сути, крайне агрессивная. Исток: «Я всю Россию ненавижу»;
- либеральная твердолобость, убежденность в том, что западный путь единственный (прогрессивный), и надо только ему следовать. В 19 в. это были западники, но в отличие от современных либералов они были образованными людьми и были патриотами, которые искренне желали блага своему отчеству;
- вялотекущая русофобия, не агрессивная, но не менее опасная, поскольку заражает пространство вирусами национального пессимизма (не путать с пессимизмом Леонтьева и Шопенгауэра);
- антисоветская русофобия, рядящаяся в православные одежды;
- антиправославная русофобия, рядящаяся в советские;
- интеллигентски-диссидентская, скрытая, трусливая форма сознания, рядящаяся то в правозащитников, то в оппозиционеров, то в «борцов с режимом», то в «несистемных», но «больших» деятелей культуры;
- не русофобия, а скорее лизоблюдство перед всем западным, зависть, преклонение вообще перед иностранным. Скорее не опасная, но противная, поскольку они малодушны, не имеют смелости на прямую ненависть;
- не русофобия, а скорее неверие в Россию, в русскую идею, недоверие властям, мелкий критицизм по отношению к бытовому неустройству и проч.
Это только вершина айсберга, уверен, что предстоит еще много больших и удивительных открытий на этом пути. Главное, что объединяет все виды русофобии – это принцип: «Чем хуже России, тем лучше мне». Очевидно, что это путь в никуда и бездарно прожитая жизнь.
Но также СВО способствует национальному самопознанию на глубинном уровне. В том числе, именно сейчас началась качественно новая фаза исследования феномена русофобии. Если раньше она часто маскировалась, то сейчас русофобия, сбросила одежды и проявилась так, что ее можно изучать.
Мы сейчас находимся вначале этого процесса изучения русофобии. Но можно сделать предварительные выводы, набросав в общих чертах ее типологию. Прежде всего, надо разделять русофобию русских и русофобию нерусских. У нерусских это в какой-то мере объяснимо, у русских, которых правильнее в данном случае называть русскоговорящих – национальная порча, беда самосознания, нравственная болезнь. Русофобия русскоговорящих имеет разные уровни и степень интенсивности:
- злокачественная неизлечимая русофобия – патология, иррациональная в своей сути, крайне агрессивная. Исток: «Я всю Россию ненавижу»;
- либеральная твердолобость, убежденность в том, что западный путь единственный (прогрессивный), и надо только ему следовать. В 19 в. это были западники, но в отличие от современных либералов они были образованными людьми и были патриотами, которые искренне желали блага своему отчеству;
- вялотекущая русофобия, не агрессивная, но не менее опасная, поскольку заражает пространство вирусами национального пессимизма (не путать с пессимизмом Леонтьева и Шопенгауэра);
- антисоветская русофобия, рядящаяся в православные одежды;
- антиправославная русофобия, рядящаяся в советские;
- интеллигентски-диссидентская, скрытая, трусливая форма сознания, рядящаяся то в правозащитников, то в оппозиционеров, то в «борцов с режимом», то в «несистемных», но «больших» деятелей культуры;
- не русофобия, а скорее лизоблюдство перед всем западным, зависть, преклонение вообще перед иностранным. Скорее не опасная, но противная, поскольку они малодушны, не имеют смелости на прямую ненависть;
- не русофобия, а скорее неверие в Россию, в русскую идею, недоверие властям, мелкий критицизм по отношению к бытовому неустройству и проч.
Это только вершина айсберга, уверен, что предстоит еще много больших и удивительных открытий на этом пути. Главное, что объединяет все виды русофобии – это принцип: «Чем хуже России, тем лучше мне». Очевидно, что это путь в никуда и бездарно прожитая жизнь.
Платонов и Шукшин. Первый и последний гении русской советской литературы и философии. Высочайшее достижения советской эпохи.
Очень близки во всем: происхождение из народа, народный дух творчества, народное слово, народная правда и совесть. Трагическая философия. Совершенно запредельная русскость, русская тоска, русская идея. Сохранили дух русской культуры, историческую память русского народа, его высшие нравственные ценности. Трудная, недолгая жизнь-служение высшему началу, высшей правде. Абсолютная изжитость, прожитость. И открытость в бесконечные свершения.
Платонов особенно в годы Великой Отечественной войны показал кровную неразрывность русского и советского, Шукшин через несколько десятилетий сделал эту связь абсолютной, отпустив советское в вечную даль русской культуры.
Сейчас время их встречи. Платонов и Шукшин умножают друг друга, усиливая свою творческую и нравственную мощь, выстраивая модель и прошлого, и будущего, раскрывая вечный смысл нашего русского вселенского бытия.
Очень близки во всем: происхождение из народа, народный дух творчества, народное слово, народная правда и совесть. Трагическая философия. Совершенно запредельная русскость, русская тоска, русская идея. Сохранили дух русской культуры, историческую память русского народа, его высшие нравственные ценности. Трудная, недолгая жизнь-служение высшему началу, высшей правде. Абсолютная изжитость, прожитость. И открытость в бесконечные свершения.
Платонов особенно в годы Великой Отечественной войны показал кровную неразрывность русского и советского, Шукшин через несколько десятилетий сделал эту связь абсолютной, отпустив советское в вечную даль русской культуры.
Сейчас время их встречи. Платонов и Шукшин умножают друг друга, усиливая свою творческую и нравственную мощь, выстраивая модель и прошлого, и будущего, раскрывая вечный смысл нашего русского вселенского бытия.
Полная версия моей статьи об "эллинстве" С.Н. Булгакова: https://dzen.ru/a/aDSRd3iipiyMabSI
Дзен | Статьи
«Неверие миру» («эллинство» и «пессимизм» на русской почве)
Статья автора «Владимир Варава» в Дзене ✍: Amor loci и русскость Мы никогда точно, с «научной достоверностью» не определим «начал и концов» в такой темной материи как национальный характер, язык, сама