О соотношении общества и народа с войной и миром.

Здесь выявляется определенная закономерность. Люди всегда находятся в состоянии войны или мира. В состоянии войны общество становится народом, проявляя сплоченность, единство, опираясь на глубинные национальные ценности. В сущности, это идеальное состояние народа, в котором он и выживает, и побеждает, и в котором ему раскрывается та истина бытия, которая в мирное время закрыта.

В состоянии мира народ постепенно разобщается и становится обществом. Общество никогда не живет национальными святынями и нравственными ценностями. Его ценности релятивны и конвенциональны. Общество находится в состоянии «войны всех против всех», которое подвергается лишь правовой регламентации. Со временем общество морально разлагается, деградирует, что представляет угрозу и для народа, который в обществе существует скрытно и подпольно.

Если погибнет общество, то для глубинной сути народа это не фатально. Если возникает опасность для бытия народа, тогда в мир приходят испытания. Так, по крайнее мере, всегда было в России.

Предпочтения русского философского лексикона. Изучение наследия отечественной философской мысли выявляет иерархию понятий. Выделяются пять «с»: смысл, смерть, страдание, счастье, свобода. Наиболее частотными всегда будут смысл, смерть, страдание, наименее свобода и счастье.

Но это не значит, что нет философской ценности свободы и счастья. Здесь важны национальные акценты. Западные штампы всегда мешают адекватному восприятию. От них нужно избавляться.

Низкий статус свободы не означает склонности к «тоталитаризму», но говорит о приоритете духовной свободы.

Низкий статус счастья означает неприятие пошлой гедонистической модели современного общества, предпочтительнее опять-таки духовная радость.

Высокий статус страдания и смерти не означает мазохизма и некрофилии, но говорит о величии Достоевского и значимости его «проклятых вопросов».

А смысл – это не категория аналитической философии, проясняющей «смысл» предложения. В русской философии – это всегда смысл жизни, стягивающий воедино все высшие нравственные и метафизические ценности, без которых человек ничто.

Донбасс знает бытие-к-смерти. Отсюда такая воля-к-жизни - без истерик, без позы, спокойная и уверенная, с каким-то фатализмом. У отца Сергия Булгакова в одной из статей времен 1МВ есть такие мысли (вольный пересказ): война дает откровение смерти, а смерть открывает человеку горизонт для любви и мысли, для живой жизни. Потому что при забвении своей смертности, т.е. при потери памяти смертной, человек быстро деградирует, погружается в мещанский быт (das Man) и иллюзию бесконечной жизни (эвтаназийная культура, по Владимиру Вараве). Забывая смерть - забывает и про бессмертную душу свою.
Именно отсюда философская практика #mementomori

https://www.group-telegram.com/oldminerkomi/2811

То, с каким неистовым остервенением общество принялось обсуждать эту псевдо «американскую трагедию» говорит о его абсолютной незрелости. Речь идет об обществе, а не о народе. Обществе, ведомое его экспертами-политологами, различными аналитиками и политтехнологами, которые кидаются на всякое шумное событие как самое главное, не понимая его пустоты.

Это общество, с одной стороны, наивно как ребенок, которого всегда можно отвлечь всяким пустяком: «смотри, птичка полетела», но, с другой, оно как сорока падко на все, что блестит. Говоря прямо: падко на всякую падаль. И поэтому с равным сладострастием обсуждает и «голую вечеринку», и последнюю экранизацию «Мастера и Маргариты» и покушение на Трампа. Ему все равно.

Народ бы плюнул на это, не обратив никакого внимания и прошел мимо. Есть вещи посерьезнее. Эти же будут теперь бесконечно мусолить все эти американские истории, и забудут их, как только появится новый инфоповод. И вот это незрелое общество выносит свои суждения обо всем, в том числе и об СВО. А народ не разглагольствует, он делает то, что делал всегда: защищает и спасает свое отечество.

Абеляр, не только он, конечно, хорошо показывает бессмысленность рационального богопознания. И вообще тщету теории перед жизнью. То, что Гете уже окончательно понял и воспел. Это не значит, что не нужно теоретизировать, просто нужно это иметь ввиду.

И вот в русской традиции и без печального опыта Абеляра, и без восторженного Гете и проч. изначально было понятно, что к чему.

В наиболее сложные и драматические времена нужно быть леонтьевцем и отбросив всяческий розовый оптимизм и благодушие трезво осознавать, что значит историческая неудача народов в свете христианский эсхатологии. Всех народов без исключения. У каждого народа своя историческая неудача, и она более очевидна, чем его «удачи», которые «яко трава», «яко цвет селный тако оцветет». Историческая неудача постигает любой народ потому, что онтологически «весь мир лежит во зле», и поэтому в таком мире, выражаясь современным языком, невозможен никакой идеальный проект.

Об исторической неудаче России всегда говорят много, с каким-то особым энтузиазмом и восторгом. Причем как други, так и недруги. Вечно ставят в вину ее цивилизационную (Восток/Запад), социальную (социализм/капитализм), религиозную (православная/неправославная) и проч. неопределенность. Обвиняют всегда в отсталости, недоцивилизованностии, в нигилизме, сервилизме, колониализме, утопизме и Бог знает еще в какой ерунде. Но главная неудача России в том, что правда Божия, которую она несет извечно и изначально невоплотима в этом мире. Это трагедия, но и миссия, ибо другой идеи у России нет и быть не может. Все остальное – это сиюминутное подражательство, не более того. Но даже частичное воплощение правды не дает этому миру скатиться в пропасть.

А какова историческая неудача Запада? Как-то мало об этом говорят, все более о его мнимых достоинствах и достижениях. Идея Запада – это идея золотого тельца. И она как раз более удачная и успешная для мира, лежащего во зле. Люди гибнут за метал, за него легче продать душу для временного комфорта, чем заработать вечное спасение. Но эта мнимая удача Запада и есть его истинная неудача, финальное поражение, потому что как ни крути, душа у человека христианка, по слову Тертуллиана, и человек, все же «духовной жаждою томим», как сказал Пушкин.

И вот когда Запад исчерпывает свой сугубо бездуховный потенциал, делая ставку на материально-технические блага и становится понятно, что человеку нужно что-то большее, а этого большего у Запада нет, он выдвигает то Наполеона, то Гитлера, то, например, сейчас какого-нибудь Байдена в качестве своего представителя. Они развязывают войны, творят всяческие бесчинства, но итог всегда один. А поскольку история не кончается, то Россия и в этот исторический период должна выполнить свою миссию.

Русский во многом духовная категория. Не в смысле того, что в России более «духовные» люди (так думают лишь очень ограниченные люди), а в смысле того, что соотношение кровь-и-почва/дух всегда в пользу духа. Очень значима в России кровь, значима и почва, но это одухотворенная кровь и одухотворенная почва. У других это не так, у других всегда в приоритете кровь и почва, что создает прецедент национализма. Национализм – это всегда усечение целого и абсолютизацию своей части. Следствие – национальная гордыня. Это исключительно западноевропейское явление.

В России ни национализм, ни тем боле шовинизм не возможны в принципе. Им не на чем основаться. Русский – это всечеловек, как гениально прозрел Достоевский. Духовность русского в том, что он вмещает в себя идеальную человечность, человеческое, каким оно должно быть. Человечность как идеальное воплощение человеческого трансцендента ко всем проявлениям национально-культурной ограниченности. Поэтому русскость неуловима при всех бесконечных попытках ее определить, то есть ограничить. А как можно ограничить человека какой-то дефиницией, если человек есть тайна. Достоевский это понял, глядя на русского человека. Глядя на европейца такого, не скажешь. Европеец вызывает лишь патофизиологическое фрейдистское любопытство.

И вот эта тайна и есть загадочность русской души, которая отражает загадочность человека как такового, которого различные национализмы всегда хотят ограничить, приручить, выдать за свое. Трудно удержать человека как человека, хотя все высшие проявления духа в разных культурах стремятся именно к этому. И если можно говорить о русском национализме – то это «метафизический национализм», преодолевающий всяческие эмпирические проявления национального.

С русской всечеловечностью связана и такая негативная ее черта как безликость и, соответственно, уподобление другим. Но безликость возникает, когда не удерживается подлинно русское, то есть всечеловеческое. Положительная сторона во всемирной отзывчивости русского – его умение понять всех. С этими связано особая доброта и миролюбие русских, чего не может выдержать остальной всегда националистический и поэтому глубинно агрессивный мир, навязывая России всякие несвойственные ей задачи, провоцируя ее на ответные действия. Но всегда до поры до времени, ибо, как хорошо известно, Бог поругаем не бывает.

Есть такое понятие «русская тьма», которое ошибочно ассоциируется с необразованностью, т.е. отсутствием просвещения. Это в широко распространенной либерально-демократической традиции. Темнота – это не категория просвещения (недостаток образованности). Тьма – это метафизическое состояние, с образованностью мало связанное, поскольку тьмой окружены люди не только малообразованные, но и образованные, грамотные, сами «просвещенцы», те, кто несет, как им кажется, свет в темные массы.

Русская тьма иного свойства, она не может быть «просвещена» разумом, ибо рождена в адовых безднах бытия, откуда струится свет истины. Это дар видения и чувствования тьмы во всем, что разумный мир считает светом, и, наоборот, видение света там, где обычно видят мрак.

Кто носитель «русской тьмы»? Практически все русские гении и подвижники слова, мысли, звука, цвета, света, тени, молчания, скорби, поступка...

Белинский, несомненно, одаренный человек, близко подошел к пониманию этого страшного русского дара, с которым попытался вести отчаянную и безуспешную борьбу. Он клеймил ужаснувшую его русскую тьму в известных словах из письма к Гоголю:

«Россия видит свое спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиетизме, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности. Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и неволе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а со здравым смыслом и справедливостью, и строгое, по возможности, их выполнение».

Ужас Белинского в том, что Гоголь встал на сторону тьмы. Белинский был наивным гуманистом, утопистом, рационалистом, и глубочайшую тьму Гоголя он не понял, точнее, не принял, испугался, и как черт убежал в свои «теории». Ибо русская тьма – это и есть свет, свет абсолютной истины, в мире так нечаянно и незаслуженно просиявший.