Пост для себя. Долго думал, стоит ли его здесь оставлять, но это все-таки дневник.
В понедельник вечером узнал, что умер мой вгиковский преподаватель по «Истории зарубежного кино» Валерий Николаевич Турицын. И, честно говоря, весь вчерашний тоскливый день я проходил прибитым, постоянно возвращаясь к этой вести.
Когда половина преподавателей (к моменту поступления) на твоей кафедре перешагнула возрастной порог в 70 (а то и 80 лет), ты прекрасно понимаешь, что никто не вечен. Но В.Н., сколько бы тот на парах не жаловался на здоровье (и, в целом, безнадегу), казался вечным вопреки.
Вопреки, неторопливо, он приходил в университет. Особенно, в это время года. «Москва оказалась не готова к зиме», каждый раз говорил он, когда появлялись первые сугробы. И это был знак постоянства. Такого же постоянства, как любовь В.Н. к кино и к своей супруге о которой он неустанно вспоминал на парах.
По кино В.Н. ненавязчиво пересказывал свою жизнь. И хорошее, и плохое. С самого детства. Например, как с родителями ушел с х/ф «Кубанские казаки», потому что на экране была еда, а в жизни — нет.
Однако, это не был образ какого-нибудь архаичного архивиста, упрямо зацикленного на Эйзенштейне. В.Н. нежно любил кино во всем его вековом многообразии. Конечно, все равно полагая жизненно необходимым задержаться в немой эпохе на год с лишним учебы. Тогда, временами это было утомительно, сейчас это меня часто выручает в работе. Равно, как только со временем я оценил боль В.Н. по уходу из обихода пленки.
Я за многое ему благодарен. Он считал, что в кино должна быть тайна, объясняя разницу между ранним Звягинцевым и поздним. Почему-то эта простая мысль (с его интонацией), мне очень запомнилась и я сам, со временем, невольно стал к ней возвращаться.
Наверное, так это и работает. Передача опыта. В.Н. теперь нет, а фраза осталась.
Свой предмет, не нарушая принципа исторической ценности, В.Н. использовал для того, чтобы показывать кино, которое искренне любил (единственно верный путь). На его же просмотрах я увидел многие фильмы, которые потом вошли в сотню моих любимых — «Диллинджер мертв», «На последнем дыхании» (ремейк), «Толпа», «Ветер», «Сноровка… и как ее приобрести» (помню, как офигел, что смотрю секс-комедию во ВГИКе). Это лишь те названия, что вспомнились сразу.
Непривычно легко потом было писать курсовые — все про того же Феррери или американский «На последнем дыхании». Наверное, потому что, по любви.
В.Н. много говорил, что современное кино загибается. Однако, исправно его смотрел. Хвалил «Одержимость» Шазелла. И, что меня особенно умилило, называл забавным «Молодого Годара» Хазанавичуса. Опять же, что вспомнил с ходу.
Любовь к кино у В.Н. будто бы была мерилом хорошего человека. Или, хотя бы, мерилом справедливости твоего нахождения в стенах ВГИКа.
Помню, курсе на втором, в перерыве между лекцией и просмотром, В.Н., между делом, решил переговорить со мной и моей подругой Викторией. Зачин беседы он объяснил фразой — «Вы милые и кино любите». Это было сказано так искренне, что каждый раз когда я потом слышал о В.Н. — я вспоминал именно эту сцену. На ней этот текст и закончу.
А Москва и в этот раз непременно окажется не готова к зиме.
Пост для себя. Долго думал, стоит ли его здесь оставлять, но это все-таки дневник.
В понедельник вечером узнал, что умер мой вгиковский преподаватель по «Истории зарубежного кино» Валерий Николаевич Турицын. И, честно говоря, весь вчерашний тоскливый день я проходил прибитым, постоянно возвращаясь к этой вести.
Когда половина преподавателей (к моменту поступления) на твоей кафедре перешагнула возрастной порог в 70 (а то и 80 лет), ты прекрасно понимаешь, что никто не вечен. Но В.Н., сколько бы тот на парах не жаловался на здоровье (и, в целом, безнадегу), казался вечным вопреки.
Вопреки, неторопливо, он приходил в университет. Особенно, в это время года. «Москва оказалась не готова к зиме», каждый раз говорил он, когда появлялись первые сугробы. И это был знак постоянства. Такого же постоянства, как любовь В.Н. к кино и к своей супруге о которой он неустанно вспоминал на парах.
По кино В.Н. ненавязчиво пересказывал свою жизнь. И хорошее, и плохое. С самого детства. Например, как с родителями ушел с х/ф «Кубанские казаки», потому что на экране была еда, а в жизни — нет.
Однако, это не был образ какого-нибудь архаичного архивиста, упрямо зацикленного на Эйзенштейне. В.Н. нежно любил кино во всем его вековом многообразии. Конечно, все равно полагая жизненно необходимым задержаться в немой эпохе на год с лишним учебы. Тогда, временами это было утомительно, сейчас это меня часто выручает в работе. Равно, как только со временем я оценил боль В.Н. по уходу из обихода пленки.
Я за многое ему благодарен. Он считал, что в кино должна быть тайна, объясняя разницу между ранним Звягинцевым и поздним. Почему-то эта простая мысль (с его интонацией), мне очень запомнилась и я сам, со временем, невольно стал к ней возвращаться.
Наверное, так это и работает. Передача опыта. В.Н. теперь нет, а фраза осталась.
Свой предмет, не нарушая принципа исторической ценности, В.Н. использовал для того, чтобы показывать кино, которое искренне любил (единственно верный путь). На его же просмотрах я увидел многие фильмы, которые потом вошли в сотню моих любимых — «Диллинджер мертв», «На последнем дыхании» (ремейк), «Толпа», «Ветер», «Сноровка… и как ее приобрести» (помню, как офигел, что смотрю секс-комедию во ВГИКе). Это лишь те названия, что вспомнились сразу.
Непривычно легко потом было писать курсовые — все про того же Феррери или американский «На последнем дыхании». Наверное, потому что, по любви.
В.Н. много говорил, что современное кино загибается. Однако, исправно его смотрел. Хвалил «Одержимость» Шазелла. И, что меня особенно умилило, называл забавным «Молодого Годара» Хазанавичуса. Опять же, что вспомнил с ходу.
Любовь к кино у В.Н. будто бы была мерилом хорошего человека. Или, хотя бы, мерилом справедливости твоего нахождения в стенах ВГИКа.
Помню, курсе на втором, в перерыве между лекцией и просмотром, В.Н., между делом, решил переговорить со мной и моей подругой Викторией. Зачин беседы он объяснил фразой — «Вы милые и кино любите». Это было сказано так искренне, что каждый раз когда я потом слышал о В.Н. — я вспоминал именно эту сцену. На ней этот текст и закончу.
А Москва и в этот раз непременно окажется не готова к зиме.
DFR Lab sent the image through Microsoft Azure's Face Verification program and found that it was "highly unlikely" that the person in the second photo was the same as the first woman. The fact-checker Logically AI also found the claim to be false. The woman, Olena Kurilo, was also captured in a video after the airstrike and shown to have the injuries. The SC urges the public to refer to the SC’s I nvestor Alert List before investing. The list contains details of unauthorised websites, investment products, companies and individuals. Members of the public who suspect that they have been approached by unauthorised firms or individuals offering schemes that promise unrealistic returns The perpetrators use various names to carry out the investment scams. They may also impersonate or clone licensed capital market intermediaries by using the names, logos, credentials, websites and other details of the legitimate entities to promote the illegal schemes. At the start of 2018, the company attempted to launch an Initial Coin Offering (ICO) which would enable it to enable payments (and earn the cash that comes from doing so). The initial signals were promising, especially given Telegram’s user base is already fairly crypto-savvy. It raised an initial tranche of cash – worth more than a billion dollars – to help develop the coin before opening sales to the public. Unfortunately, third-party sales of coins bought in those initial fundraising rounds raised the ire of the SEC, which brought the hammer down on the whole operation. In 2020, officials ordered Telegram to pay a fine of $18.5 million and hand back much of the cash that it had raised. So, uh, whenever I hear about Telegram, it’s always in relation to something bad. What gives?
from vn
