О чем нам дом говорит?
Обычно дом, а точнее квартира, сообщает о вещах прозаических: о том, что перегоревшую лампочку надо поменять, или о том, что стоит дверные петли смазать, или о том, что на ковре усиленно кот спал, ибо шерсти много.
А в старину знаки дома и его домочадцев можно было читать – как книгу! Если трещит «задний угол дома», значит, кто-нибудь из домочадцев «скоро выйдет из дома», то есть, отправится в дорогу. Если мышки подъедают хлеб сверху вниз – быть падению цен на хлеб, если снизу вверх, наоборот – подорожание. Если ворон сядет на крышу – к разорению. Прилетят ласточки – к добру, спокойствию и богатству. Заглянут голуби – тоже к благоденствию. Наведается сова или кукушка – к пожару. Когда топится печь, и из нее выскакивают угли, то... нет-нет, не к пожару, а к гостям!
«Если моется кошка, это к гостям, и замечают: с которой стороны замывает она лапой, с той и будут гости; если же заднюю лапу вытянет она вверх, то щупают протянутую лапу, и когда лапа теплая, означает, что гость будет приятный, а холодная – гость не любимый», – отмечает литератор и собиратель поверий Екатерина Алексеевна Авдеева (1788–1865) в своих воспоминаниях.
Это все, конечно, из области фольклора, но, согласитесь, фольклора поэтичного!
Чтобы повысить градус поэзии и сельского уюта, вот подборка фотографий домиков Вятского края, которые запечатлел мастер объектива Евгений Карепанов.
Русское хюгге
Обычно дом, а точнее квартира, сообщает о вещах прозаических: о том, что перегоревшую лампочку надо поменять, или о том, что стоит дверные петли смазать, или о том, что на ковре усиленно кот спал, ибо шерсти много.
А в старину знаки дома и его домочадцев можно было читать – как книгу! Если трещит «задний угол дома», значит, кто-нибудь из домочадцев «скоро выйдет из дома», то есть, отправится в дорогу. Если мышки подъедают хлеб сверху вниз – быть падению цен на хлеб, если снизу вверх, наоборот – подорожание. Если ворон сядет на крышу – к разорению. Прилетят ласточки – к добру, спокойствию и богатству. Заглянут голуби – тоже к благоденствию. Наведается сова или кукушка – к пожару. Когда топится печь, и из нее выскакивают угли, то... нет-нет, не к пожару, а к гостям!
«Если моется кошка, это к гостям, и замечают: с которой стороны замывает она лапой, с той и будут гости; если же заднюю лапу вытянет она вверх, то щупают протянутую лапу, и когда лапа теплая, означает, что гость будет приятный, а холодная – гость не любимый», – отмечает литератор и собиратель поверий Екатерина Алексеевна Авдеева (1788–1865) в своих воспоминаниях.
Это все, конечно, из области фольклора, но, согласитесь, фольклора поэтичного!
Чтобы повысить градус поэзии и сельского уюта, вот подборка фотографий домиков Вятского края, которые запечатлел мастер объектива Евгений Карепанов.
Русское хюгге
Пил чай и чувствовал себя именинником
Именно таким был ученый Дмитрий Иванович Менделеев (1834–1907), широкой души человек. Его вдова Анна Ивановна вспоминала о муже, что он за свой счет каждое Рождество устраивал для детей служащих, сторожей и рабочих в Палате Мер и Весов елку с игрушками. Естественно, что по праздникам никто из домочадцев Менделеева не оставался без гостинца. И это, если не считать, раздаваемых Менделеевым детям хранящиеся у него в кабинете фрукты и сладости, которые ученый специально берег для угощений. Кабинет Дмитрия Ивановича «был постоянным источником света духовного, умственного интереса и всякой детской радости».
Со своими друзьями художниками Менделеев устраивал вечеринки, которые так и стали прозываться «менделеевские среды». Гости чувствовали себя легко и свободно, налегая на нехитрое угощение: горы бутербродов, красное вино и чай. Кстати, чай Дмитрий Иванович пил каждый день – непременно утром и вечером по три чашки.
Ну а следующий пассаж Анны Ивановны из ее воспоминаний меня покорил окончательно:
«Одно из удовольствий, которые Дмитрий Иванович любил себе доставлять, была баня. Он не любил принимать домашние ванны, а шел в общую баню, где оставался долго. Любил полок, веники и беседы с банщиками. Возвратясь из бани, пил чай и чувствовал себя именинником».
Мне всегда интересно узнавать о великих деятелях в их домашнем обиходе. Проникаешься личностью! Поэтому, дорогие друзья, если у вас есть подобные впечатления о выдающихся творцах отечественной культуры, пишите в комментариях. Буду благодарен.
Русское хюгге | Голос за канал
Именно таким был ученый Дмитрий Иванович Менделеев (1834–1907), широкой души человек. Его вдова Анна Ивановна вспоминала о муже, что он за свой счет каждое Рождество устраивал для детей служащих, сторожей и рабочих в Палате Мер и Весов елку с игрушками. Естественно, что по праздникам никто из домочадцев Менделеева не оставался без гостинца. И это, если не считать, раздаваемых Менделеевым детям хранящиеся у него в кабинете фрукты и сладости, которые ученый специально берег для угощений. Кабинет Дмитрия Ивановича «был постоянным источником света духовного, умственного интереса и всякой детской радости».
Со своими друзьями художниками Менделеев устраивал вечеринки, которые так и стали прозываться «менделеевские среды». Гости чувствовали себя легко и свободно, налегая на нехитрое угощение: горы бутербродов, красное вино и чай. Кстати, чай Дмитрий Иванович пил каждый день – непременно утром и вечером по три чашки.
Ну а следующий пассаж Анны Ивановны из ее воспоминаний меня покорил окончательно:
«Одно из удовольствий, которые Дмитрий Иванович любил себе доставлять, была баня. Он не любил принимать домашние ванны, а шел в общую баню, где оставался долго. Любил полок, веники и беседы с банщиками. Возвратясь из бани, пил чай и чувствовал себя именинником».
Мне всегда интересно узнавать о великих деятелях в их домашнем обиходе. Проникаешься личностью! Поэтому, дорогие друзья, если у вас есть подобные впечатления о выдающихся творцах отечественной культуры, пишите в комментариях. Буду благодарен.
Русское хюгге | Голос за канал
Кофейник без штанов
Да. Было и такое!
Однажды молодой инженер-путеец Валериан Александрович Панаев (1824–1899) поехал вместе с братом, тоже инженером, в командировку в деревню Кузнецово, которая «находилась где-то между Окуловкой и Бологое». На месте встретил их горный инженер Сергей Васильевич Самойлов. Между гостями и хозяином состоялся диалог:
«– Вы, конечно, промокли, прозябли и хотите выпить чайку.
– Да! очень хочется.
– Только прикажите достать свой самовар; у меня вместо самовара имеется посудина, которая со штанами служит для кофе, а без штанов – для чая, до которого я не охотник.
– Мы не захватили с собою самовара, полагая, что в здешних краях можно достать самовар в каждой деревне».
Самойлов расхохотался и велел своему «камердинеру» принести посудину, внутри которой был обычный холщовый мешочек, куда засыпался для варки кофе. Это то мешочек и назывался штанами.
«Через полчаса казалось, что мы век были знакомы с Самойловым, – писал В. А. Панаев. – Он продолжал ходить из угла в угол и морить нас со смеха. Принесен был кофейник без штанов, засели пить чай и проболтали до четырех часов утра. Человек принес солому и устроил нам двоим постель на полу, Самойлов улегся на лавке под образами, но и когда мы улеглись, Самойлов вскакивал очень часто, декламировал разные разности и ужасно смешил нас».
Иллюстрация: фотонатюрморт с кофейниками от Елены Татульян
Русское хюгге | Голос за канал
Да. Было и такое!
Однажды молодой инженер-путеец Валериан Александрович Панаев (1824–1899) поехал вместе с братом, тоже инженером, в командировку в деревню Кузнецово, которая «находилась где-то между Окуловкой и Бологое». На месте встретил их горный инженер Сергей Васильевич Самойлов. Между гостями и хозяином состоялся диалог:
«– Вы, конечно, промокли, прозябли и хотите выпить чайку.
– Да! очень хочется.
– Только прикажите достать свой самовар; у меня вместо самовара имеется посудина, которая со штанами служит для кофе, а без штанов – для чая, до которого я не охотник.
– Мы не захватили с собою самовара, полагая, что в здешних краях можно достать самовар в каждой деревне».
Самойлов расхохотался и велел своему «камердинеру» принести посудину, внутри которой был обычный холщовый мешочек, куда засыпался для варки кофе. Это то мешочек и назывался штанами.
«Через полчаса казалось, что мы век были знакомы с Самойловым, – писал В. А. Панаев. – Он продолжал ходить из угла в угол и морить нас со смеха. Принесен был кофейник без штанов, засели пить чай и проболтали до четырех часов утра. Человек принес солому и устроил нам двоим постель на полу, Самойлов улегся на лавке под образами, но и когда мы улеглись, Самойлов вскакивал очень часто, декламировал разные разности и ужасно смешил нас».
Иллюстрация: фотонатюрморт с кофейниками от Елены Татульян
Русское хюгге | Голос за канал
Друзья, привет!
Хочу представить вам фотографа Александра Моисеева, который путешествует по Русскому Северу (и не только), где снимает интересные сюжеты о труднодоступных деревнях, уникальных деревянных храмах, сногсшибательных пейзажах и бескрайних просторах.
На канале Александра вы найдете обзоры книг, беседы об искусстве владения камерой и просто душевные фотографии автора. Совсем недавно у него вышла книга “Исчезающий Север”, куда вошли лучшие фото и истории за несколько лет съемок.
Подписывайтесь на канал Русский Север и читайте всей семьей!
Хочу представить вам фотографа Александра Моисеева, который путешествует по Русскому Северу (и не только), где снимает интересные сюжеты о труднодоступных деревнях, уникальных деревянных храмах, сногсшибательных пейзажах и бескрайних просторах.
На канале Александра вы найдете обзоры книг, беседы об искусстве владения камерой и просто душевные фотографии автора. Совсем недавно у него вышла книга “Исчезающий Север”, куда вошли лучшие фото и истории за несколько лет съемок.
Подписывайтесь на канал Русский Север и читайте всей семьей!
А у вас есть такая бабушка?
Находясь во время отпуска в Москве, драгун Василий Васильевич Селиванов (1813–1875) любил заходить к своей бабушке – Анне Акакиевне фон Рехенберг.
Как истинная хлебосолка, она «терпеть не могла маленьких рюмок, стаканов, чашек, графинов, все подобного рода вещи были у нее крупны и объемисты. Пирожки к горячему пеклись весом едва-ли менее ½ фунта; разливая горячие щи или борщ, она свои особенно глубокие и объемистые тарелки наполняла с краями наравне жижею и двумя или тремя увесистыми кусками мяса. Едва начинаешь доедать щи или пирожок, она уже снова подливает жижи, или сует другой пирог.
– Бабушка, не могу, не в силах…
– Врешь, врешь, ешь! – говорила бабушка с такой энергией гостеприимства, что возражать не было возможности. Что с горячим и с пирожками, то бывало и с жарким, и с котлетами, которые только что укладывались в тарелки, из края в край, и весом, если бы их свесить, мало уступали пирожкам».
Так вспоминал о ней внук Василий Васильевич, который, несмотря «на волчий аппетит молодости», после бабушкиного обеда с трудом возвращался домой.
Иллюстрация: В. Л. Боровиковский. Портрет Е. А. Архаровой, которая была современницей А. А. фон Рехенберг.
Русское хюгге | Голос за канал
Находясь во время отпуска в Москве, драгун Василий Васильевич Селиванов (1813–1875) любил заходить к своей бабушке – Анне Акакиевне фон Рехенберг.
Как истинная хлебосолка, она «терпеть не могла маленьких рюмок, стаканов, чашек, графинов, все подобного рода вещи были у нее крупны и объемисты. Пирожки к горячему пеклись весом едва-ли менее ½ фунта; разливая горячие щи или борщ, она свои особенно глубокие и объемистые тарелки наполняла с краями наравне жижею и двумя или тремя увесистыми кусками мяса. Едва начинаешь доедать щи или пирожок, она уже снова подливает жижи, или сует другой пирог.
– Бабушка, не могу, не в силах…
– Врешь, врешь, ешь! – говорила бабушка с такой энергией гостеприимства, что возражать не было возможности. Что с горячим и с пирожками, то бывало и с жарким, и с котлетами, которые только что укладывались в тарелки, из края в край, и весом, если бы их свесить, мало уступали пирожкам».
Так вспоминал о ней внук Василий Васильевич, который, несмотря «на волчий аппетит молодости», после бабушкиного обеда с трудом возвращался домой.
Иллюстрация: В. Л. Боровиковский. Портрет Е. А. Архаровой, которая была современницей А. А. фон Рехенберг.
Русское хюгге | Голос за канал
Друзья, с началом Масленицы!
Время чудесное и фантасмагорическое. Пора, которая не обходилась без кутежей и застолий. По воспоминания чиновника из Пензы Василия Антоновича Инсарского (1814–1883):
«Веселье начиналось большею частью с утра, т. е. с блинов. Приглашениями на блины наполнялся самый воздух. Сегодня одни знакомые говорили: "завтра к нам на блины"! Завтра другие повторяли тоже самое. И так шла нескончаемая череда. Блины служили, конечно, только предлогом. Это были просто обеды и обеды провинциальные, с ужасающим количеством еды и таким же количеством выпивки в различных видах».
Застольный размах на Масленицу становится темой для рассказа А. П. Чехова «Глупый француз». Его герой иностранец Пуркуа ужасается посетителям московского ресторана Тестова, которые с отчаянным аппетитом и бесстрашием поедали горы блинов с семгой и икрой. (У кого меланхолическое настроение, настоятельно советую принять порцию этого рассказа Антона Павловича внутрь.)
Ну а если кто забыл, как на Руси блины ели, то вот вам рекомендация дьякона Саввы из повести Н. С. Лескова «Железная воля»:
«Да зачем его жевать, блин что хлопочек: сам лезет. Вот возьми его за краечки, обмокни хорошенько в сметанку, а потом сверни конвертиком, да как есть, целенький, толкни его языком и спусти вниз, в свое место».
Признавайтесь, кто уже отведал блинов?
Иллюстрация: конечно же, картина Бориса
Михайловича Кустодиева «Масленица» (1916).
Русское хюгге | Голос за канал
Время чудесное и фантасмагорическое. Пора, которая не обходилась без кутежей и застолий. По воспоминания чиновника из Пензы Василия Антоновича Инсарского (1814–1883):
«Веселье начиналось большею частью с утра, т. е. с блинов. Приглашениями на блины наполнялся самый воздух. Сегодня одни знакомые говорили: "завтра к нам на блины"! Завтра другие повторяли тоже самое. И так шла нескончаемая череда. Блины служили, конечно, только предлогом. Это были просто обеды и обеды провинциальные, с ужасающим количеством еды и таким же количеством выпивки в различных видах».
Застольный размах на Масленицу становится темой для рассказа А. П. Чехова «Глупый француз». Его герой иностранец Пуркуа ужасается посетителям московского ресторана Тестова, которые с отчаянным аппетитом и бесстрашием поедали горы блинов с семгой и икрой. (У кого меланхолическое настроение, настоятельно советую принять порцию этого рассказа Антона Павловича внутрь.)
Ну а если кто забыл, как на Руси блины ели, то вот вам рекомендация дьякона Саввы из повести Н. С. Лескова «Железная воля»:
«Да зачем его жевать, блин что хлопочек: сам лезет. Вот возьми его за краечки, обмокни хорошенько в сметанку, а потом сверни конвертиком, да как есть, целенький, толкни его языком и спусти вниз, в свое место».
Признавайтесь, кто уже отведал блинов?
Иллюстрация: конечно же, картина Бориса
Михайловича Кустодиева «Масленица» (1916).
Русское хюгге | Голос за канал