Булгаков — автор главных фантасмагорий русской литературы, и в книгах его, от «Дьяволиады» до «Мастера и Маргариты», сатана правит бал в переносном и прямом смысле. Однако самым радикально фантасмагорическим сочинением Булгакова по-прежнему остается роман практически документальный. Более того, роман, который становится тем более сюрреалистическим, чем больше в него вторгается не чертовщина, а реальность.

Ольга Федянина рассказывает, как разрушаются границы реальности в «Театральном романе» Михаила Булгакова.

Уличная вывеска, лежащая на дороге собака, обивка кресел в фойе подмосковного санатория — и желтый одуванчик у забора, и лопухи, и лебеда — все как бы вырезано из окружающего бытийного фона и вставлено в резную словесную раму: так, например, язык, свисающий из пасти пса, оказывается похож на галстук хорошо отужинавшего чиновника. Аллюзия, метафора, острота сменяют друг друга как номера в фигурном катании — и реальность, раскрученная в этих тройных тулупах, начинает менять свои очертания. Вытарчивают незаметные швы, царапает глаз какая-нибудь обиходная мелочь, все становится не похоже на само себя: как замечает рассказчик, «в лесу все выглядят моложе».

В издательстве «Альпина. Проза» вышел роман Максима Семеляка «Средняя продолжительность жизни» — попытка выяснить отношения с прошлым, а вместе с ними и что-то еще. Юрий Сапрыкин тоже вспомнил прошлое и постарался понять, почему этот текст такой странный.

Русь восприняла — как и христианство — традицию юродства от Византии; но, в отличие от константинопольского юродивого, московский — почти всегда еще и обличитель «многих неправд», которые творит непостижимая власть, подобная стихийному бедствию. В русской легенде юродивый — рядом с царем, и абсурд добровольного безумия сливается с абсурдом безумия властного.

Иван Давыдов рассказывает русском юродстве как сюрреализме до сюрреализма.

В современной моде слово «сюрреализм» вновь стало постоянно звучащим, хотя сейчас имеется в виду чаще всего его укороченная версия. От сюрреализма моды 20–30-х годов прошлого века к сюру 20-х годов нынешнего ведет вполне непрерывная линия, хотя выглядит она на разных этапах по-разному.

Сознательность и спонтанность, отчетливость и зыбкость, смутная тревожность и явный ужас — все эти свойства восприятия свойственны не только искусству, но и моде: сюрреалистическая картина мира так или иначе воспроизводилась ею все эти сто лет, проявляясь с разной степенью интенсивности и принимая разные формы. Она могла быть очень рафинированной и эстетской, как у родоначальницы жанра Эльзы Скьяпарелли, а могла заваливаться в абсурд почти бунюэлевской силы, как это показано в бессмертной сцене голого дефиле в финале «Pret-a-porter» Роберта Олтмана.

Елена Стафьева выбрала 10 примеров сюр(реализм)а в моде.

Новый номер — только online

— 15 книг, которые надо купить на non/fiction / Выбор Игоря Гулина

— «Дураки — только они всего добиваются в сказках»: Виктор Шкловский о том, как связаны жизнь и литература

— «Арман»: внук Бергмана дебютирует драмой о ПТСР / Зинаида Пронченко

— «На расстоянии удара»: оммаж «Кровавому спорту» 35 лет спустя / Станислав Ф. Ростоцкий

— Старость за работой «Хаяо Миядзаки и птица»: идеальный комментарий к «Мальчику и птице» / Ксения Рождественская

— «Первый номер»: автопортрет глянцевой журналистики / Василий Степанов

— «Лэндмен»: новый сериал Тейлора Шеридана / Татьяна Алешичева

Салман Рушди и Лев Рубинштейн, Михаил Кузмин и Александр Введенский, «Заря всего» и «“Спартак”: один за всех». В Гостином Дворе до 8 декабря проходит ежегодная Международная ярмарка интеллектуальной литературы non/fiction — главная московская книжная ярмарка года.

Игорь Гулин выбрал книги, на которые стоит обратить особое внимание.

Представьте: вечерняя Москва, дорогие рестораны, премиальные авто, двадцать второй год давно вступил в свои права. И как же это, наверно, важно именно сегодня и именно сейчас: переживать творческие муки, издавая журнал с рекламой роскошной жизни, мучить друзей и красивых женщин пространными лекциями о «смыслах», остроумно озадачивать полицию названиями повестей Юрия Трифонова или слушать Высоцкого в «гелендвагене», попивая на ходу виски из фляжки и сетуя на то, что во всем виноваты геи!

Онлайн-кинотеатр Kion начинает показ сериала «Первый номер», который рассказывает обобщенную историю импортозамещения одного большого московского глянцевого журнала. Во главе издания встает пьющий писатель, бонвиван и гомофоб, который не привык лезть за словом в карман. Подробнее — Василий Степанов.

Безработную актрису Элизабет срочно вызывают в школу — ее шестилетний сын Арман угрожал изнасилованием однокласснику Йону. На импровизированном родительском собрании, стремительно превращающемся в линчевание, она вынуждена объясняться не только с администрацией и семьей «пострадавшего», но и с самой собой. За год до описываемых событий муж Элизабет разбился на машине, однако, как утверждает его слишком активно негодующая сестра, по стечению обстоятельств являющаяся мамой Йона, то была не случайная авария, а самоубийство.

В российский прокат выходит «Арман», лучший дебют года по мнению Каннского фестиваля. Это — дебют Хальфдана Ульмана Тёнделя, родного внука Ингмара Бергмана и Лив Ульман, взявшегося по стопам давно обожествленных предков изучать человеческую породу и зла природу. Человек, как становится ясно уже через полчаса, находится на пути вырождения, зло — неизменно и утопает в присущих жанру психологической драмы банальностях. Подробнее — Зинаида Пронченко.

Хаяо Миядзаки, смешной гений, уже много раз объявлявший о том, что его режиссерская карьера завершена, последние семь лет работал над «Мальчиком и птицей» — фильмом, полным чудес, диковин и тоски, фильмом, принесшим ему вторую премию «Оскар» за полнометражную анимацию. Документально-галлюцинаторный репортаж Каку Аракавы «Хаяо Миядзаки и птица» превращает эти семь лет в двухчасовой героический эпос, в котором герой, продираясь сквозь собственное несовершенство и собственный перфекционизм, строит и разрушает новую вселенную.

Подробнее — Ксения Рождественская.

В первых кадрах сериала мы видим главного героя Томми Норриса (Билли Боб Торнтон) в стесненных обстоятельствах: он сидит с мешком на голове и связанными руками в ангаре, куда его привезли «на беседу» с боссом мексиканского наркокартеля. Но для Томми это всего-навсего «рабочий момент» — через пять минут строптивый мексиканец поставит свою подпись на договоре с нефтедобытчиками: если вкратце, нефтяники обязуются отстегивать наркодилерам долю малую, а те в ответ обещают к ним не лезть. В таких делах Томми страшно убедителен: «У нас с вами похожий бизнес — мы продаем клиентам то, от чего они зависят». Нефть все еще наркотик этого мира, а тут Западный Техас, где ее добывают.

На канале Paramount+ выходит сериал Тейлора Шеридана «Лэндмен» — вместо привычных ковбоев тут куют американскую мечту нефтедобытчики. Подробнее — Татьяна Алешичева.

25 лет назад умер Джозеф Хеллер — автор романа «Уловка-22». Это первая и с большим отрывом самая известная его книга: когда интервьюеры спрашивали Хеллера, не кажется ли ему, что он так и не написал ничего лучше «Уловки», он парировал — «А кто написал?» Негероическая книга о героях Второй мировой, полная абсурда и черного юмора, идеально попала в свое время и в Америке, переживающей травму вьетнамской войны, и в Советском Союзе, прощающемся с надеждами оттепели.
База ВВС США на итальянском острове Пьяноса, о которой пишет Хеллер,— модель человеческого общества в миниатюре: мир для автора — это странное место, где правит искривленная логика и идиотская бюрократическая система, а Бог, если он когда-то и был, устранился и глух к человеческим страданиям. Для литературы абсурда эти идеи привычны, но Хеллер смотрит на окружающую его героев бессмыслицу без гнева и отчаяния, он над ней смеется. Долгая жизнь «Уловки» обусловлена ее бодростью и жизнеутверждающей силой, сам автор говорил, что это книга о том, «что делать нормальному человеку в безумном обществе»,— соображения такого рода всегда современны.

Юрий Сапрыкин — об «Уловке-22» и о том, как выжить нормальному человеку в абсурдном мире.

Новый номер — только online

— Слепая правота: ни в чем не сомневающиеся герои и что с ними не так / Ольга Федянина

— 30 лет российского искусства в лицах: Виктор Сачивко / Анна Толстова

— «Мой сосед — монстр»: «Красавица и Чудовище» нового времени / Ксения Рождественская

— «Кош ба кош»: таджикские девяностые, снятые в девяностых / Алексей Артамонов

— Нация и коллаборация: 50 лет «Лакомбу Люсьену» Луи Маля / Зинаида Пронченко

— «Прометей»: детектив со сказочными допущениями / Василий Степанов

— «Ничего не говори»: история ирландских террористов, рассказанная ими самими / Татьяна Алешичева

— Время последних: последний солдат Второй мировой и другие люди, на которых все наконец закончилось / Ульяна Волохова

— «Русская служба» Зиновия Зиника: эмиграция как анекдот / Игорь Гулин

— От женского счастья к современной корпорации: почему продолжение «Истории универмагов» оказалось несколько путаным / Елена Стафьева

Правота превратилась в новую потребность, а человек, наделенный чувством собственной правоты,— в узнаваемый типаж современной жизни. Этот типаж, впрочем, не нов: искусство вообще и театр в частности за время своего существования создали целую галерею персонажей, главным (или важным) свойством которых является чувство правоты.

Ольга Федянина выбрала самых ярких «правых» в истории мирового театра.

Начинающая актриса Лора Франко после онкологической операции вернулась в дом, где жила ребенком. Бойфренд-режиссер ее бросил — «я не могу быть сиделкой». Роль в его мюзикле, на которую она рассчитывала, теперь наверняка уйдет кому-то другому. У подруги вечно нет на нее времени. Лора страдает в одиночестве, обжирается пирогами и обливается слезами. Вот только она не в одиночестве: оказывается, в шкафу до сих пор живет монстр из ее детства, тот самый, кто ночевал у нее под кроватью, когда она была маленькая. На вид — обросший нью-йоркский хипстер, выбравший своей ролевой моделью Чудовище из сериала конца 80-х с Роном Перлманом, но не раз посмотревший и «Красавицу и Чудовище» Кокто. По характеру — мерзкая тварь. Он требует, чтобы Лора убралась из этого дома: он, видите ли, привык жить сам по себе.
В российском прокате фильм «Мой сосед — монстр» Кэролайн Линди, хоррор-ромком, в котором романтику обеспечивает чудовище, а за хоррор отвечает красавица.

Подробнее — Ксения Рождественская.

В «Гараже» открывается масштабная ретроспектива «Длится яркость. Программа фильмов Центральной Азии. 1991–2024», в рамках которой покажут работы ключевых режиссеров региона, работавших сразу после распада СССР, и рифмующиеся с ними фильмы современных авторов. Один из центральных сеансов посвящен жизни во время гражданской войны в Таджикистане — на нем покажут документальную «Командировку» Майрам Юсуповой и игровой фильм «Кош ба кош» Бахтиёра Худойназарова. Подробнее о последнем — Алексей Артамонов.

Видный участник Сопротивления Жан-Пьер Мельвиль рассказывал в интервью, что однажды в разгар войны пробирался на поезде из Парижа в Бордо и познакомился в купе с молодым человеком, сообщившим с гордостью, что едет записываться в гестапо, желая выполнить свой патриотический долг. За время пути Мельвилю удалось его переубедить и завербовать в партизаны. Луи Маль знал эту историю, и вместе с Патриком Модиано, писавшим сценарий, они решили акцентировать содержащуюся в рассказе Мельвиля мораль, недвусмысленно показав, что ответственность за банальное зло во многом лежит на тех, кто сам далеко не банален. Если бы Люсьен встретил не Жан-Бернара, нормализующего и даже эстетизирующего войну, а Мельвиля, не исключено, что его не казнили бы через полгода после победы союзников, а Альберт Хорн, не вынеся вынужденного романа дочери с гестаповцем, не пришел бы в комендатуру сдаваться и не попал бы в лагерь.

50 лет назад на экраны вышел «Лакомб Люсьен» Луи Маля. После премьеры во Франции разразился скандал, в результате которого Луи Маль уехал в США. Страна не хотела смотреться в зеркало, в котором показывали банальность зла. Высказывания Маля остается актуальным и спустя полвека — и не только для Франции. Подробнее — Зинаида Пронченко.