С каждым новым фильмом Роберта Эггерса становится всё очевиднее, что он – наиболее парадоксальная фигура из тех, кто претендует на звание современного классика. Его фильмы могут собирать пристойную прессу и кассу, однако большинство разговоров не идут дальше перечисления атрибутов внешней эстетики, чей микрокосм не редко может оттолкнуть обжигающе ледяным совершенством словно высеченных из мрамора форм.
Ровно в том же ключе сейчас обсуждают и «Носферату» – умелый, но необязательный оммаж к старой школе с искусным оператором и невыразительной актёрской игрой Лили-Роуз Депп, где сюжетная коллизия не претерпевает долгожданного переосмысления, а сам граф вместо укуса на зрительской шее оставляет после себя разве что лукаво подкрученный ус.
Но это как сказать, что «Северянин» – плохое кино про неудачную месть, или что «Маяк» – экспрессионистский пастиш о борьбе с лавкрафтовским дьяволом. А учитывая, что весь Эггерс – про трагическую попытку выкристаллизовать образ из принципиально невообразимого, можно отметить, что его отношения с аудиторией всякий раз лишь органично дополняют высказывание.
Ведь подлинное зло всегда слишком туманно, химерично, абстрактно и в конечном счёте вытеснено на периферию сознания.
Именно там, глубоко на периферии, Эггерс всегда и возводил свои величественные миражи – сталкивая человека даже не столько с враждебной средой, сколько с его представлениями об этой среде. И как принц Амлет ищет в управляющем им предрассудке волю богов, так и Эллен интерпретирует первобытный инстинкт в качестве накинутых на её душу постыдных пут.
По сути она пребывает в одном пограничном пространстве с главной героиней той же «Ведьмы», из которой при помощи тисков ортодоксального христианства выдавливалось её глубоко порочное, иррациональное естество; только в случае с «Носферату» вместо святого духа – дух потребительского комфорта, а вместо дьявола – высвобожденное порывом либидо.
В одной из ключевых для понимания сцен Эллен спрашивает у персонажа Эммы Коррин: «У тебя бывает ощущение, будто ты не человек? Будто ты не здесь и не жива – а лишь чья-то фантазия, кукла; что кто-то или что-то вдохнул в тебя жизнь, а теперь тобой руководит?».
Записывая себя в подобные куклы, она обнаруживает лишь ещё более явное сходство её непосредственного окружения с марионетками, подвешенными за нити «здравого смысла» – и это в первую очередь касается мужа, оставившего цветущую молодую жену ради иллюзорного благополучия, и семьи Хардингов с их ревностным служением классовому этикету.
Именно на глазах у этих милых, тактичных и даже излишне терпимых людей корабль по-детски наивных мечтаний Эллен разбивается о грубые скалы быта и выпускает с борта чумных крыс – проекцию её неукротимого, неистовствующего эго. Единственный же, кто помогает ей удовлетворить деструктивную тягу – ироничная реплика на Ван Хельсинга в блистательном исполнении Уиллема Дефо, прямого проводника между двумя антагонистичными оптическими мирами.
Так раскрывается типичный для Эггерса мотив внутреннего, подспудного зла, не довлеющего, но сочетающегося браком со злом снаружи. И если у Мурнау мир было необходимо спасать от Носферау, а у Херцога уже издыхающий Носферату спасался от мира, то у Эггерса спасение возможно только в полном от него, мира, отречении – когда желание становится неотделимо от отвращения, агония – от экстаза, а жизнь – от смерти.
Потому и пугают здесь не самим вампиром – но тем, что именно ему подвластно отразить в зеркале кинематографа.
#Nosferatu #Ревью
Ровно в том же ключе сейчас обсуждают и «Носферату» – умелый, но необязательный оммаж к старой школе с искусным оператором и невыразительной актёрской игрой Лили-Роуз Депп, где сюжетная коллизия не претерпевает долгожданного переосмысления, а сам граф вместо укуса на зрительской шее оставляет после себя разве что лукаво подкрученный ус.
Но это как сказать, что «Северянин» – плохое кино про неудачную месть, или что «Маяк» – экспрессионистский пастиш о борьбе с лавкрафтовским дьяволом. А учитывая, что весь Эггерс – про трагическую попытку выкристаллизовать образ из принципиально невообразимого, можно отметить, что его отношения с аудиторией всякий раз лишь органично дополняют высказывание.
Ведь подлинное зло всегда слишком туманно, химерично, абстрактно и в конечном счёте вытеснено на периферию сознания.
Именно там, глубоко на периферии, Эггерс всегда и возводил свои величественные миражи – сталкивая человека даже не столько с враждебной средой, сколько с его представлениями об этой среде. И как принц Амлет ищет в управляющем им предрассудке волю богов, так и Эллен интерпретирует первобытный инстинкт в качестве накинутых на её душу постыдных пут.
По сути она пребывает в одном пограничном пространстве с главной героиней той же «Ведьмы», из которой при помощи тисков ортодоксального христианства выдавливалось её глубоко порочное, иррациональное естество; только в случае с «Носферату» вместо святого духа – дух потребительского комфорта, а вместо дьявола – высвобожденное порывом либидо.
В одной из ключевых для понимания сцен Эллен спрашивает у персонажа Эммы Коррин: «У тебя бывает ощущение, будто ты не человек? Будто ты не здесь и не жива – а лишь чья-то фантазия, кукла; что кто-то или что-то вдохнул в тебя жизнь, а теперь тобой руководит?».
Записывая себя в подобные куклы, она обнаруживает лишь ещё более явное сходство её непосредственного окружения с марионетками, подвешенными за нити «здравого смысла» – и это в первую очередь касается мужа, оставившего цветущую молодую жену ради иллюзорного благополучия, и семьи Хардингов с их ревностным служением классовому этикету.
Именно на глазах у этих милых, тактичных и даже излишне терпимых людей корабль по-детски наивных мечтаний Эллен разбивается о грубые скалы быта и выпускает с борта чумных крыс – проекцию её неукротимого, неистовствующего эго. Единственный же, кто помогает ей удовлетворить деструктивную тягу – ироничная реплика на Ван Хельсинга в блистательном исполнении Уиллема Дефо, прямого проводника между двумя антагонистичными оптическими мирами.
Так раскрывается типичный для Эггерса мотив внутреннего, подспудного зла, не довлеющего, но сочетающегося браком со злом снаружи. И если у Мурнау мир было необходимо спасать от Носферау, а у Херцога уже издыхающий Носферату спасался от мира, то у Эггерса спасение возможно только в полном от него, мира, отречении – когда желание становится неотделимо от отвращения, агония – от экстаза, а жизнь – от смерти.
Потому и пугают здесь не самим вампиром – но тем, что именно ему подвластно отразить в зеркале кинематографа.
#Nosferatu #Ревью
А ещё вопрос конфликта, возникающего на пересечении оптик, можно проследить в том, как Эггерс решает лейтмотив со свежесрезанными цветами.
Эллен, упрекающая мужа в чёрствости и том, что они через пару дней завянут, разумеется, имеет ввиду себя.
Персонаж же Холта искреннее не понимает, в чём дело – ведь вместо супружеского долга он исполняют функцию трепетного, заботливого партнёра: в её глазах – любимого мужчины, но не зверя, способного утолить голод столь цветущей девы.
Решение уехать в Трансильванию на заработки и бросить её одну в приступе острейшей меланхолии окончательно подрезает стебель рационального мышления.
Можно сказать, что из той же почвы, на которой высажен цветок Эллен, окапывается и труп Носферату – чему служит лишним доказательством финальный (абсолютно великий) кадр.
#Nosferatu
Эллен, упрекающая мужа в чёрствости и том, что они через пару дней завянут, разумеется, имеет ввиду себя.
Персонаж же Холта искреннее не понимает, в чём дело – ведь вместо супружеского долга он исполняют функцию трепетного, заботливого партнёра: в её глазах – любимого мужчины, но не зверя, способного утолить голод столь цветущей девы.
Решение уехать в Трансильванию на заработки и бросить её одну в приступе острейшей меланхолии окончательно подрезает стебель рационального мышления.
Можно сказать, что из той же почвы, на которой высажен цветок Эллен, окапывается и труп Носферату – чему служит лишним доказательством финальный (абсолютно великий) кадр.
#Nosferatu
Много было сказано о том, что Лили-Роуз Депп халтурно справилась с ролью, её героиней «нельзя проникнуться» и вообще в ряде сцен она смотрится довольно отталкивающе.
Но даже чисто технически – это высший пилотаж актёрского мастерства. Пластически Депп ушла куда-то в сторону известного перформанса у Аджани, психологически в её характере чувствуется разрушающая нравственность амбивалентность, не говоря уже о том, насколько умело актриса балансирует на стыке разумного желания обладать собой – и деструктивного импульса отдаться тому, кто бы полностью контролировал и обладал ею.
Разговоры про изначальный выбор Ани Тейлор-Джой считаю каким-то безосновательным занижением профессиональных способностей её коллеги. Да, вероятно, Аня справилась бы ещё лучше (просто в силу опыта и совместного бэкграунда с Эггерсом), но это было бы совсем другое кино.
Та же Джоди Фостер получила роль в «Молчании ягнят» из-за беременности Мишель Пфайффер, которая как минимум внешне (кино в том числе концентрировалось на сексуализации сильной женщины в патриархальном мире) подходила на роль гораздо точнее – однако, думаю, никто не станет спорить, что и так всё сложилось довольно неплохо.
#Nosferatu
Но даже чисто технически – это высший пилотаж актёрского мастерства. Пластически Депп ушла куда-то в сторону известного перформанса у Аджани, психологически в её характере чувствуется разрушающая нравственность амбивалентность, не говоря уже о том, насколько умело актриса балансирует на стыке разумного желания обладать собой – и деструктивного импульса отдаться тому, кто бы полностью контролировал и обладал ею.
Разговоры про изначальный выбор Ани Тейлор-Джой считаю каким-то безосновательным занижением профессиональных способностей её коллеги. Да, вероятно, Аня справилась бы ещё лучше (просто в силу опыта и совместного бэкграунда с Эггерсом), но это было бы совсем другое кино.
Та же Джоди Фостер получила роль в «Молчании ягнят» из-за беременности Мишель Пфайффер, которая как минимум внешне (кино в том числе концентрировалось на сексуализации сильной женщины в патриархальном мире) подходила на роль гораздо точнее – однако, думаю, никто не станет спорить, что и так всё сложилось довольно неплохо.
#Nosferatu
От «Птицы» Арнольд остаётся очень странное послевкусие.
Вроде бы понятна её попытка соединить соц. и магический реализм, и отправная точка сюжета про дружбу (органично подобранной непрофессионалки, как и всегда у режиссёра) девочки и призрака уходящего детства местами здорово вышибает из всей этой, казалось бы, эксплуатационной мусорной фактуры подвластную лишь одной Арнольд новую искренность.
И всё-таки – кино не взлетает.
Ну, хотя бы потому, что заигравшись в Лоуча, автор как-то позабыла, насколько инородно и фальшиво смотрится на подобном материале пантеистические символы под Рейгадаса. Да и потом – ещё кто-нибудь заметил, сколько Арнольд позаимствовала из «Птахи» Алана Паркера? Не в плане наезда, но не многовато ли референсов в и без того самой зрительской и вторичной её картине?
Зато – очень мощный второй план (Танцующий и татуированной Барри Кеоган! И имеющий поразительное физиогномическое сходство с пернатыми Франц Роговский! И играючи задирающая ноги выше головы Фрэнки Бокс!) вкупе с задающей необходимый контраст съёмкой на 16мм даёт момент удивительно светлой печали в кульминации.
Взрослому глазу вроде бы и особо не за что уцепиться – но всем нам порой так приятно побыть детьми.
Вроде бы понятна её попытка соединить соц. и магический реализм, и отправная точка сюжета про дружбу (органично подобранной непрофессионалки, как и всегда у режиссёра) девочки и призрака уходящего детства местами здорово вышибает из всей этой, казалось бы, эксплуатационной мусорной фактуры подвластную лишь одной Арнольд новую искренность.
И всё-таки – кино не взлетает.
Ну, хотя бы потому, что заигравшись в Лоуча, автор как-то позабыла, насколько инородно и фальшиво смотрится на подобном материале пантеистические символы под Рейгадаса. Да и потом – ещё кто-нибудь заметил, сколько Арнольд позаимствовала из «Птахи» Алана Паркера? Не в плане наезда, но не многовато ли референсов в и без того самой зрительской и вторичной её картине?
Зато – очень мощный второй план (Танцующий и татуированной Барри Кеоган! И имеющий поразительное физиогномическое сходство с пернатыми Франц Роговский! И играючи задирающая ноги выше головы Фрэнки Бокс!) вкупе с задающей необходимый контраст съёмкой на 16мм даёт момент удивительно светлой печали в кульминации.
Взрослому глазу вроде бы и особо не за что уцепиться – но всем нам порой так приятно побыть детьми.
Чтобы снять настолько холодное и асексуальное кино про разбушевавшееся либидо 57-летней Николь Кидман, это, конечно, нужно было как следует постараться.
Я даже не знаю, с чего начать. С компромиссного во всех смыслах решения перверсивного конфликта? Или обоснования этих самых перверсий в виде воспитания в религиозном культе? Смехотворных аудиальных отсылок к лучшим жанровым образцам 90-х? Того, наконец, факта, что в сюжете про исследование границ женской сексуальности нет и намёка на химию между героями, и что «9 ½ недель» на его фоне – шедевр тактильного эротического напряжения?
Самое же смешное, что, вооружившись метафорами про собачью покорность и кошачье молочко, Халина Рейн воображает себя едва ли не Верхувеном времён незабвенного Elle, чью кастрированную версию Babygirl так отчаянно временами напоминает; только теперь вместо девиаций зрителя стращают культурой отмены.
P. S. Николь – по-прежнему богиня, но только вам решать, насколько это веская причина для очередного мучительного просмотра.
Я даже не знаю, с чего начать. С компромиссного во всех смыслах решения перверсивного конфликта? Или обоснования этих самых перверсий в виде воспитания в религиозном культе? Смехотворных аудиальных отсылок к лучшим жанровым образцам 90-х? Того, наконец, факта, что в сюжете про исследование границ женской сексуальности нет и намёка на химию между героями, и что «9 ½ недель» на его фоне – шедевр тактильного эротического напряжения?
Самое же смешное, что, вооружившись метафорами про собачью покорность и кошачье молочко, Халина Рейн воображает себя едва ли не Верхувеном времён незабвенного Elle, чью кастрированную версию Babygirl так отчаянно временами напоминает; только теперь вместо девиаций зрителя стращают культурой отмены.
P. S. Николь – по-прежнему богиня, но только вам решать, насколько это веская причина для очередного мучительного просмотра.
Составлю топ, включающий не самую худшую альтернативу Babygirl по всем её ключевым пунктам массового сегмента:
«Секретарша». Про доминирование-подчинение в сжатых офисных пространствах, разыгранное блистательным дуэтом Спейдера и Джилленхол.
«Разоблачение». Источающая похоть СЕО жаждет трахнуть привлекательного сотрудника – и, получив отказ, обвиняет того в харассменте. Сегодня смотрится особенно задорно по этической линии – особенно с учётом противостояния Деми Мур и Майкла Дугласа.
«9 ½ недель». Ну, вы и сами всё понимаете; мы тут, конечно, принципиально не говорим о вещах калибра «Последнего танго в Париже».
«Неверная». Снова Эдриан Лайн, снова ремейк (оригинал Шаброля – шедевр, но несколько по другой части), и вот тут роман зрелой, но всё ещё соблазнительной женщины с юным любовником вскрывает интересный парадокс американского менталитета.
«Собаки не носят штанов». Самый радикальный и до сих пор мало кому известный фильм из списка – чтобы лишний раз не вспоминать про Elle и «Пианистку».
«Секретарша». Про доминирование-подчинение в сжатых офисных пространствах, разыгранное блистательным дуэтом Спейдера и Джилленхол.
«Разоблачение». Источающая похоть СЕО жаждет трахнуть привлекательного сотрудника – и, получив отказ, обвиняет того в харассменте. Сегодня смотрится особенно задорно по этической линии – особенно с учётом противостояния Деми Мур и Майкла Дугласа.
«9 ½ недель». Ну, вы и сами всё понимаете; мы тут, конечно, принципиально не говорим о вещах калибра «Последнего танго в Париже».
«Неверная». Снова Эдриан Лайн, снова ремейк (оригинал Шаброля – шедевр, но несколько по другой части), и вот тут роман зрелой, но всё ещё соблазнительной женщины с юным любовником вскрывает интересный парадокс американского менталитета.
«Собаки не носят штанов». Самый радикальный и до сих пор мало кому известный фильм из списка – чтобы лишний раз не вспоминать про Elle и «Пианистку».
Если вы следите за кино, а читать о нем вам толком негде — недавно появился канал @pavleblog. Автор пишет в хорошем смысле разговорным, незамутненным языком на самые разные темы — от ретро-обзоров на Скорцезе и Кар-Вая до комментариев по текущей российской киноповестке.
Подписывайтесь — https://www.group-telegram.com/pavleblog
Подписывайтесь — https://www.group-telegram.com/pavleblog
«Присутствие» вроде бы и необязательный, но крайне любопытный даже по меркам позднего Содерберга эксперимент.
За продающим билеты синопсисом – проба пера в хорроре, снятом полностью от лица призрака – скрывается уникальная в своей наглости попытка влезть под кожу к зрителю.
Нам, по сути, показывают не без блеска написанную семейную драму, где самым страшным оказывается утрата контроля; невозможность вмешаться, подсказать или что-либо исправить.
Хай-концепт несколько в духе позднего (или всё-таки раннего?) Шьямалана, но реализованный по-содерберговски элегантно: ведь все главные герои – начиная тонко чувствующей привидение дочерью и заканчивая родителями в кризисном браке – одинаково бессильны перед лицом зла.
Формальный трюк состоит в том, что зрителю едва ли не впервые приоткрыта гаптическая точка входа в это бесконечно тревожное, дискомфортное состояние.
Идентифицировавшись с призраком как с единственным действующем лицом, ни на секунду не покидающем кадр, мы как бы выступаем посредником между потусторонним медиумом и персонажами.
И Содерберг на протяжении полутора часов даёт нам ощутить, как мог бы выглядеть кинематографический нарратив, в котором чувствуют наше с вами присутствие по ту сторону от экрана.
Отсюда и финальный твист, эффектно закольцовывающий повествование и закрывающий самую, казалось бы, плоскую персонажную арку – когда контроль над ситуацией впервые возвращается как к аудитории, так и действующим лицам.
Да, в идеале хотелось бы какого-нибудь парадоксального многоточия, но даже в формате одноразового аттракциона – это отличное новое начало для жанра в этом году.
За продающим билеты синопсисом – проба пера в хорроре, снятом полностью от лица призрака – скрывается уникальная в своей наглости попытка влезть под кожу к зрителю.
Нам, по сути, показывают не без блеска написанную семейную драму, где самым страшным оказывается утрата контроля; невозможность вмешаться, подсказать или что-либо исправить.
Хай-концепт несколько в духе позднего (или всё-таки раннего?) Шьямалана, но реализованный по-содерберговски элегантно: ведь все главные герои – начиная тонко чувствующей привидение дочерью и заканчивая родителями в кризисном браке – одинаково бессильны перед лицом зла.
Формальный трюк состоит в том, что зрителю едва ли не впервые приоткрыта гаптическая точка входа в это бесконечно тревожное, дискомфортное состояние.
Идентифицировавшись с призраком как с единственным действующем лицом, ни на секунду не покидающем кадр, мы как бы выступаем посредником между потусторонним медиумом и персонажами.
И Содерберг на протяжении полутора часов даёт нам ощутить, как мог бы выглядеть кинематографический нарратив, в котором чувствуют наше с вами присутствие по ту сторону от экрана.
Отсюда и финальный твист, эффектно закольцовывающий повествование и закрывающий самую, казалось бы, плоскую персонажную арку – когда контроль над ситуацией впервые возвращается как к аудитории, так и действующим лицам.
Да, в идеале хотелось бы какого-нибудь парадоксального многоточия, но даже в формате одноразового аттракциона – это отличное новое начало для жанра в этом году.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Не то чтобы у меня был громадный кредит доверия к создателям, но мимо подобных вводных я пройти не могу.
Космический хоррор с оформлением сюжета и картинки в духе «Пандорума» и Dead Space очень похож на выступление в жанре «слишком хорошо, чтобы быть правдой».
Вдобавок к псилоцибиновому привкусу фактуры явно прослеживается некислый (мело?)драматический разворот в арках Эйсы Гонсалес и Аарона Пола.
Жду теперь со страшной силой.
Космический хоррор с оформлением сюжета и картинки в духе «Пандорума» и Dead Space очень похож на выступление в жанре «слишком хорошо, чтобы быть правдой».
Вдобавок к псилоцибиновому привкусу фактуры явно прослеживается некислый (мело?)драматический разворот в арках Эйсы Гонсалес и Аарона Пола.
Жду теперь со страшной силой.
Кино как искусство мыслить
Авторский курс киноведа и доктора философских наук Вячеслава Корнева приглашает погрузиться в мир, где кино — это философия, поэзия и культура в одном кадре.
Что вас ждет:
- Погружение в мир авторского кино: Антониони, Бергман, Брессон, Годар и многие другие мастера станут вашими собеседниками.
- Развитие критического мышления и эстетического чувства: научитесь анализировать фильмы, видеть философские и психологические концепты.
- Познание через кино: исследуйте свои мысли и чувства, отраженные экраном.
Кому подойдет этот курс:
- Любителям серьезного кино, стремящимся к глубокому пониманию искусства.
- Творческим личностям, ищущим эстетического вдохновения и новые идеи.
- Всем, кто хочет расширить свой кругозор и выйти за рамки привычного восприятия.
Научитесь смотреть кино — вдумчиво и с наслаждением
Присоединяйтесь к интеллектуальному путешествию по вселенной кинематографа:
СИНЕМАСОФИЯ | НАЧАЛО 3 ФЕВРАЛЯ
Авторский курс киноведа и доктора философских наук Вячеслава Корнева приглашает погрузиться в мир, где кино — это философия, поэзия и культура в одном кадре.
Что вас ждет:
- Погружение в мир авторского кино: Антониони, Бергман, Брессон, Годар и многие другие мастера станут вашими собеседниками.
- Развитие критического мышления и эстетического чувства: научитесь анализировать фильмы, видеть философские и психологические концепты.
- Познание через кино: исследуйте свои мысли и чувства, отраженные экраном.
Кому подойдет этот курс:
- Любителям серьезного кино, стремящимся к глубокому пониманию искусства.
- Творческим личностям, ищущим эстетического вдохновения и новые идеи.
- Всем, кто хочет расширить свой кругозор и выйти за рамки привычного восприятия.
Научитесь смотреть кино — вдумчиво и с наслаждением
Присоединяйтесь к интеллектуальному путешествию по вселенной кинематографа:
СИНЕМАСОФИЯ | НАЧАЛО 3 ФЕВРАЛЯ
«Девушка с иглой» и правда выдающееся выступление в жанре гнетущего «бу-бу-бу».
Не очень понятно, правда, при чём тут упоминаемый в каждом втором отзыве немецкий экспрессионизм, и, скажем, в «Раскрашенной птице» или у Ханеке получалось более собранно и жёстко – но фильм в какой-то момент всё равно протыкает любую, даже самую толстую, кожу.
В главных ролях – феноменальная артистка Виктория Кармен Сонн, которая с редким достоинством отыгрывает агонию, полную самых шокирующих откровений. Ключевые детали сюжета (вольно вдохновлённого реальными событиями) лучше до просмотра не знать, но не могу не отметить, что кино очень удачно рифмуется с не менее жуткими «Банями Дьявола» (Des Teufels Bad).
В обоих случаях убийство детей – не просто ещё один инструмент из обильного авторского пыточного инвентаря, а повод поговорить об общественном лицемерии и непростой женской доле; когда фигура, порицаемая социумом, отвергает новую жизнь, будучи им же, социумом, погруженной в персональное царство Аида.
Здесь это ещё и усиливается через монохром на картинке и набор шокеров из первой части повествования, правда, несколько снижающих впечатление от (наиболее важной) второй; зато при внешнем цинизме, режиссёр фон Хорн находит в себе силы, чтобы обнаружить в отблеске окровавленной иглы робкий лучик надежды – что выдаёт в нём не просто ловкого душегуба и манипулятора, а чуткого и глубоко ранимого художника.
Не очень понятно, правда, при чём тут упоминаемый в каждом втором отзыве немецкий экспрессионизм, и, скажем, в «Раскрашенной птице» или у Ханеке получалось более собранно и жёстко – но фильм в какой-то момент всё равно протыкает любую, даже самую толстую, кожу.
В главных ролях – феноменальная артистка Виктория Кармен Сонн, которая с редким достоинством отыгрывает агонию, полную самых шокирующих откровений. Ключевые детали сюжета (вольно вдохновлённого реальными событиями) лучше до просмотра не знать, но не могу не отметить, что кино очень удачно рифмуется с не менее жуткими «Банями Дьявола» (Des Teufels Bad).
В обоих случаях убийство детей – не просто ещё один инструмент из обильного авторского пыточного инвентаря, а повод поговорить об общественном лицемерии и непростой женской доле; когда фигура, порицаемая социумом, отвергает новую жизнь, будучи им же, социумом, погруженной в персональное царство Аида.
Здесь это ещё и усиливается через монохром на картинке и набор шокеров из первой части повествования, правда, несколько снижающих впечатление от (наиболее важной) второй; зато при внешнем цинизме, режиссёр фон Хорн находит в себе силы, чтобы обнаружить в отблеске окровавленной иглы робкий лучик надежды – что выдаёт в нём не просто ловкого душегуба и манипулятора, а чуткого и глубоко ранимого художника.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Свежий тизер кроненберговского «Савана» как лишнее напоминание того, что всё лучшее из прошлого года мы вынуждены навёрстывать в этом.
«Всё, что нам кажется светом» не то чтобы какое-то революционное высказывание по киноязыку, но необычайно мягкий и трогательный представитель поэтического реализма.
Скорее, куда-то в сторону Сатьяджита Рая, чем в привычное направление современной индийской школы (не Болливуда).
Про маленькое одиночество в большом городе и его преодоление, про вневременные и внесистемные чувства, которые так или иначе рвут с архаичной традицией и про женщин, чья основная сила сосредоточена в несгибаемом праве на простое человеческое счастье.
Отдельные манипулятивные техники (в основном всё, что связано с переездом одной из героинь в деревню) могут смутить, и порой Кападиа совершенно напрасно загоняет себя в гетто притчи, сотканной из народного голоса, но кое-где, признаться, в его меланхоличное журчание попросту невозможно не влюбиться.
Скорее, куда-то в сторону Сатьяджита Рая, чем в привычное направление современной индийской школы (не Болливуда).
Про маленькое одиночество в большом городе и его преодоление, про вневременные и внесистемные чувства, которые так или иначе рвут с архаичной традицией и про женщин, чья основная сила сосредоточена в несгибаемом праве на простое человеческое счастье.
Отдельные манипулятивные техники (в основном всё, что связано с переездом одной из героинь в деревню) могут смутить, и порой Кападиа совершенно напрасно загоняет себя в гетто притчи, сотканной из народного голоса, но кое-где, признаться, в его меланхоличное журчание попросту невозможно не влюбиться.